Дюна

И Пол подумал: «Вселенная еще не знала, что такое истинная жестокость!»

***

И тогда встал Муад'Диб перед ними и сказал: «Не считайте пленницу мертвой, она жива. Ведь она от того же семени, что и я, и ее голос как мой. Взгляд ее насквозь пронизает реальность. Да, в долину незнаемого проникнет она взором, следуя за мной».

Принцесса Ирулан. «Арракис Пробуждающийся»

Барон Владимир Харконнен стоял, потупив глаза, в приемной палате императора, овальном селямлике, укрытом в глубине шатра. Барон искоса поглядывал на комнату с металлическими отсеками, на кишащую в ней толпу; на нуккеров, пажей, охрану, дворцовых сардаукаров, в непринужденных позах застывших у стен под разодранными и окровавленными знаменами — единственным украшением зала.

Справа, в высоком проходе, послышались голоса: «Дорогу! Дорогу императорской персоне». Из-под арки появился падишах-император Шаддам IV, сопровождаемый свитой. Он остановился, поджидая, пока вынесут трон, не обращая внимания ни на барона, ни на кого-либо присутствующего.

Барон понимал, что уж он-то никак не вправе игнорировать императорскую персону. И стал пристально вглядываться в императора, стараясь подметить хотя бы намек на причину нынешней аудиенции. Император ждал, худощавый, элегантный, в сером мундире сардаукара с золотым и серебряным шитьем. Темное лицо его и холодные глаза так напоминали барону давно усопшего герцога Лето. Словно пернатый хищник… Но, в отличие от герцога, император был рыжеволос, большую часть его шевелюры покрывал эбеновый шлем бурсега с золотой эмблемой Империи на макушке.

Пажи принесли трон. Массивное кресло было вырезано из цельного куска хагальского кварца — прозрачный сине-зеленый камень был весь пронизан пламенно-желтыми языками. Когда они поставили трон и покинули возвышение, император поднялся и сел.

От свиты отделилась старуха в черной абе с надвинутым на лоб капюшоном и встала за троном, положив старческую ладонь на спинку кресла. Она поглядывала из-под капюшона ведьмой из сказки: запавшие глаза и щеки, длиннющий нос… на покрытой пятнами коже на руках проступали вены.

Завидев ее, барон дрогнул, но заставил себя успокоиться. Присутствие Преподобной Матери Гейус Хелен Мохайем, ясновидящей императора, значило, что император считает аудиенцию важной. Барон отвернулся от нее, пытаясь угадать свою судьбу на лицах свиты. Среди них затесались два агента Гильдии: один из них был высок и толст, другой — приземист и жирен, оба с невыразительными серыми глазами. В окружении лакеев стояла и одна из дочерей императора, принцесса Ирулан. Говорили, что она посвящена в сокровеннейшие тайны Бинэ Гессерит и назначено ей быть Преподобной Матерью. Глаза высокой блондинки с точеным лицом смотрели куда-то вдаль, за его спину.

— Дорогой мой барон.

Император соизволил заметить его. Баритон его был на редкость выразителен. В словах приветствия слышалось прощание.

Барон склонился в поклоне, перешел на положенное в таких случаях место — в десяти шагах перед возвышением:

— Прибыл по вашему повелению, ваше величество.

— Повелению! — фыркнула старуха.

— Ну-ну, Преподобная Мать, — попрекнул ее император, впрочем, улыбаясь смешавшемуся барону. — Во-первых, скажите-ка мне, куда вы заслали своего миньона, Сафира Хавата?

Барон лихорадочно глянул направо, потом налево, выругал себя за то, что явился сюда без собственной охраны, пусть в сравнении с сардаукарами в ней было мало проку. И все же…

— Ну? — сказал император.

— Он отправился на пять дней, ваше величество, — барон метнул взгляд на агентов Гильдии, снова на императора, — он должен был попытаться проникнуть в лагерь этого фанатика — Муад'Диба.

— Невероятно! — сказал император.

Ведьма тронула плечо императора костлявым пальцем и что-то шепнула ему на ухо. Император кивнул и сказал:

— Пять дней миновало, барон. Объясните, почему вас не беспокоит его отсутствие?

— Оно меня беспокоит, ваше величество!

Император, ожидая, пристально глядел на него. Преподобная Мать не то кашлянула, не то усмехнулась.

— Я имею в виду, ваше величество, — продолжал барон, — что жить Хавату остается лишь несколько часов. — И он рассказал все об остаточном яде и необходимом противоядии.

— Тонко придумано, барон, — отозвался император. — А где же ваши племянники, Раббан и юный Фейд-Раута?

— Близится буря, ваше величество, я отослал их к периметру, чтобы фримены не прорвались вместе с облаком пыли.

— Периметр, — произнес император так, словно это слово пачкало его рот. — Здесь, в котловине, буря не будет свирепствовать, а фрименское отребье не рискнет шевельнуться, пока я здесь с пятью легионами сардаукаров.

— Безусловно, ваше величество, — согласился барон, — но в вопросах безопасности никакое усердие не бывает излишним.