Дюна

Оказавшись в относительной тишине корабля, среди собственной потрясенной и приумолкшей свиты, император окинул взглядом все эти обращенные к нему потрясенные лица, отыскал среди стоящих старшую дочь, на лице которой заметно было утомление, старуху ясновидящую в капюшоне, глубоко надвинутом на лоб, и, наконец, тех, что были ему нужны, — двух гильдийцев. Как и подобает представителям Гильдии, они были облачены в одеяния серого цвета, весьма соответствующего спокойствию их среди кипящей от возбуждения толпы.

Тот, что повыше, подносил руку к левому глазу. Вдруг, император увидел, кто-то подтолкнул его, рука гильдийца дернулась и открыла его глаз. Прикрывавшая его контактная линза слетела, глаз под ней оказался густейшего синего цвета, почти черного.

Второй из них, пониже ростом, протолкался поближе к императору и произнес:

— Мы не знаем, как все пойдет дальше.

А его высокий компаньон, прикрывая глаз ладонью, добавил холодным тоном:

— Но и этот Муад'Диб тоже не знает.

Слова эти вывели императора из оцепенения. С видимым усилием он удержался от резкости. Речь была не об ограниченности предвидения навигаторов Гильдии, пусть они не видели ближайшее будущее всех на этой равнине. Неужели эти двое так полагаются на себя, что вовсе позабыли о собственном зрении и о разуме?

— Преподобная Мать, — сказал он, — следует наметить план действий.

Откинув назад капюшон, она немигающими глазами встретила его взгляд. Взаимопонимание было полным. Им оставалось единственное оружие, и оба они прекрасно владели им: предательство.

— Вызовите графа Фенринга из его апартаментов, — сказала Преподобная Мать.

Падишах-император кивнул и махнул одному из адъютантов исполнять приказание.

***

Он был воин и мистик, вурдалак и святой, лис и воплощенная невинность… рыцарственный, беспощадный, не бог, нет, меньше, но и не человек, а высшее существо. Не следует мерить Муад'Диба обычной меркой. В миг упоения победой он предвидел, какая уготовлена ему смерть, но без колебания противостал предательству. Вы скажете, он сделал это из чувства справедливости. Чьей справедливости, спрошу я? Не забывайте, мы говорим сейчас о Муад'Дибе, отмахнувшемся от своего герцогского прошлого одним мановением руки, словами: «Я — Квизац Хадерач. Это достаточная причина».

Принцесса Ирулан. «Арракис Пробуждающийся»

В вечер его победы они сопровождали Пол-Муад'Диба к дворцу губернатора Арракиса, той самой резиденции, которую Атридесы заняли, оказавшись на Дюне. Раббан недавно подновил дом, и сражение почти не коснулось его, хотя горожане успели слегка пограбить. Мебель в Большом зале была перевернута и разбита.

Пол вступил туда через парадный вход. На шаг позади за ним следовали Гарни Холлек и Стилгар. Эскорт моментально рассыпался по залу, приводя его в порядок, достойный глаз Муад'Диба. Одна группа немедленно начала поиски всяких коварных ловушек.

— Помню тот день, когда мы с твоим отцом впервые вступили в этот дворец, — начал Гарни. Он поглядел на брусья в потолке, на прорези окон. — Он не понравился мне уже тогда, а теперь нравится еще меньше. В любой из наших пещер безопаснее.

— Речь настоящего фримена, — подтвердил Стилгар (на устах Пола эти слова вызвали холодную улыбку). — Ты не передумаешь, Муад'Диб?

— Этот дом — символ власти, — сказал Пол. — Здесь жил Раббан. И, заняв этот дворец, я утверждаю свою победу перед всеми, кто видит. Пусть люди обыщут его. Особо не усердствуйте. Просто убедитесь, что здесь не осталось ни Харконненов, ни их игрушек.

— Повинуюсь, — отвечал Стилгар, голосом выдававшим нерешительность.

Связисты уже торопились в зал со своими аппаратами и начали устанавливать их у большого камина. Тем временем караульные фримены, подкрепившие уцелевших фидайкинов, взяли помещение под охрану. Слышалось их бормотание, воины подозрительно оглядывались по сторонам. Слишком долго здесь жили враги, чтобы можно было легко себя чувствовать.

— Гарни, пошли охрану за моей матерью и за Чени, — сказал Пол. — она уже знает о нашем сыне?

— Ей сообщили.

— Делателей уже вывели из котловины?

— Да, милорд. Буря уже кончается.

— Велики ли разрушения?

— Прямо на пути ветра: на посадочном поле и в складах специи — весьма значительные, — сказал Гарни, — и от бури и от битвы.

— Ну ничего такого, я надеюсь, чего нельзя было бы поправить деньгами, — сказал Пол.

— За исключением убитых, милорд, — сказал Гарни, и в голосе его слышался укор: когда же это Атридес беспокоился о вещах — не о людях!