Дюна

— Сейчас же. Есть еще одно дело. Комендант посадочного поля под каким-нибудь предлогом задержит челнок до рассвета. Доставивший нас сюда лайнер Гильдии отправляется дальше. И челнок должен переправить на грузовой корабль партию специи.

— Нашей специи, милорд?

— Нашей. Заодно на челноке покинут планету охотники за специей, верные старому режиму. Они решили уехать при смене файфа, и судья перемены не возражает. Это ценные работники, Гарни, их приблизительно восемь сотен. Прежде чем челнок улетит, ты должен, по возможности, уговорить их остаться!

— Какими методами убеждать, сир?

— Я хочу их сознательного содействия, Гарни. У них опыт и мастерство, которого нет у нас. Они уезжают, а это значит, что эти люди не из войск Харконненов. Хават считает, что между ними порядочно дряни, но ведь ему мерещатся ассасины в каждой тени.

— Сафиру случалось в свое время обнаруживать тени, так и кишащие ими.

— Случалось и пропускать их. Но я думаю, что пристраивать агентов и в отъезжающую группу слишком уж изобретательно для Харконненов.

— Безусловно так, сир. Где эти люди?

— Внизу, в зале ожидания. Думаю, тебе стоит спуститься к ним, сыграть для начала пару мелодий, чтобы умягчить души. А потом хорошенько нажми на них, можешь предлагать остающимся руководящие должности, заработок — на двадцать процентов больше, чем при Харконненах.

— Не мало ли, сир? Насколько я знаю, в этом Харконнены не скупились. А для мужчин с подъемными в кармане и жаждой странствий в крови… ну, сир, двадцати процентов может оказаться мало.

Лето нетерпеливо проговорил:

— Можешь поступать в некоторых случаях по собственному разумению. Только помни, что сокровищница не бездонна. Старайся, где возможно, ограничиться двадцатью процентами. В особенности нам нужны водители добывающих комбайнов, сканировщики погоды — вообще люди с опытом работы в открытых песках.

— Понимаю, сир. «Их не придется заставлять: они поднимают головы, едва задует восточный ветер, и вслушиваются, уши их будут впитывать слова, как песок».

— Приятно слышать, — отвечал герцог. — Передай своих людей лейтенанту. Коротко проинструктируй его о водной дисциплине и уложи людей спать в бараках у посадочного поля. Персонал поля укажет. И не забудь выделить людей для Хавата.

— Три моих лучших сотни, сир, — он подобрал космическую сумку, — где мне найти вас, чтобы доложить о выполнении?

— Я занял здесь наверху комнату совета. Там у нас штаб. Я хочу установить новый порядок движения на планете; впереди обязательно должна находиться бронегруппа.

Холлек замер, не завершив движения, и обернулся, чтобы заглянуть Лето в глаза.

— Уже дошло и до этого, сир? Но ведь здесь же судья перемены?

— Теперь, кроме тайных, я жду явных битв, — ответил герцог. — Без кровопролития нам здесь не укрепиться.

— «И вода, которую ты черпаешь из реки, станет кровью на сухой пустоши», — вновь процитировал Холлек.

Герцог вздохнул:

— Поскорее возвращайся, Гарни.

— Великолепно, милорд, — шрам дернулся в улыбке. — «Внемли, с усердием дикого осла пустыни приступаю я к своей работе».

Он повернулся, возвратился на середину комнаты, постоял немного, отдавая приказы, и заспешил куда-то, раздвигая толпу.

Глядя на его удаляющуюся спину, Лето покачал головой. Холлек… просто удивительно… в голове вечно песни, цитаты, цветистые фразы… а сердце — сердце ассасина, когда приходит пора расплачиваться с Харконненами.

Потом Лето, не торопясь, наискосок направился через комнату к лифту, небрежным движением руки отвечая на приветствия. Заметив офицера из корпуса пропаганды, остановил его, чтобы отдать распоряжение, которое следовало немедленно передать по каналам связи. Все, кто брал с собой женщин, должны узнать, где их найти и что они в безопасности. Остальных же оповестить, что женщин хватает и на этой планете.

Герцог похлопал пропагандиста по руке — это значило, что сообщение относится к числу самых важных и его следует передать немедленно, — и направился далее. Он благосклонно кивал своим людям, улыбался, даже обменялся любезностями с одним из субалтернов.

«Командир должен всегда казаться уверенным, — подумал он. — А вся эта правда — она только для твоих плеч, раз уж тебя угораздило взять на себя ответственность, никогда не показывай ее тяжести».

Войдя в кабинку лифта, герцог облегченно вздохнул. Перед ним были не лица — дверь.

Они попытались взять жизнь моего сына.

***