Дюнас и его записки. Захудалый городок

– Да уж лучше спать как младенец, чем видеть сны, какие видишь ты! Капитан сказал, что сегодня к вечеру мы прибудем наконец в пункт назначения. Скажи, голубушка, капитану, чтобы тот дал матросам команду – почистить к приезду мой парадный мундир, фуражку, и чтобы надраили до блеска мои сапоги. Да и сама не оплошай, оденься как положено, ты у меня – супруга генерала.

– Дорогой, какого цвета платье мне надеть? Есть в цветочек, в горошек, в полоску, фисташковое, васильковое, бордовое, желтое, зеленое, коричневое, кремовое. Или прикажешь надеть твое любимое – белоснежное? Оно и есть, как ты говоришь, мой дамский парадный «мундир»!

– Только не то, с рюшечками, – поморщившись, сказал генерал.

– Дорогой, «то, с рюшечками» я носила пятнадцать лет назад. Хорош! Ты совсем не обращаешь на меня внимание?.. Впрочем, нет, разумеется, обращаешь, но один раз в пятнадцать лет! Это напоминание мне об ошибке в молодости и укор за бездарно прожитые годы! – возмутилась Лизетта.

После обеда супруги стали готовиться к прибытию. Лизетта не спеша перебирала и укладывала свои вещи в чемоданы. Генерал сидел за столом перед дамским овальным зеркальцем. Сначала он брился, потом долго осматривал и старательно подравнивал ножницами свои любимые усы, тщательно подкручивал их пальцами и под конец надушился одеколоном «Тройной».

В каюту постучался помощник капитана. Получив разрешение войти, он повесил на вешалку белый генеральский китель, фуражку и поставил у дверей начищенные гуталином до блеска генеральские сапоги.

– Спасибо, голубчик! Уважил ты меня, молодец, – произнес капитан.

– Рад стараться, господин генерал. Прикажете идти? – спросил помощник капитана.

– Иди, иди, – произнес довольный генерал.

– Дорогой, почувствовал ли ты это непередаваемое сочетание ароматов? Изысканный запах твоего чертова одеколона с примесью гуталина! – сказала Лизетта и выставила сапоги за дверь.

Генерал принюхался, удивленно пожал плечами и вновь плеснул себе на ладонь одеколону. Потом усердно протер им лысину, щеки и шею и с достоинством сказал:

– Благородный аромат!

– С чем я вас и поздравляю. Теперь, господин генерал, наша каюта похожа на парфюмерную лавку. Моя одежда насквозь пропахнет мужским одеколоном. Какое счастье!.. У меня от него уже кружится голова. Надо пойти подышать свежим воздухом и проветриться. Иначе меня за глаза будут звать «Мадам – мужской одеколон»! – воскликнула Лизетта.

Она спешно переоделась, набросила шаль и пальто, открыла настежь дверь каюты, чтобы впустить внутрь свежий воздух, и вдруг радостно воскликнула:

– Дождь закончился! Какое счастье! Пойду прогуляюсь по палубе!

Виссарион обрадовался такой смене настроения жены. Он надел белый китель и вышел следом за ней. Супруга прошлась мимо рубки, кокетливо махнула рукой капитану и не спеша направилась на корму. Ее белая шаль, словно флаг, развевалась на ветру. Генерал подошел к ней и нежно сказал:

– Лизетта, ты восхитительна! Сейчас мы с тобой похожи на двух белых лебедей, летящих над водой!

– Наконец, я слышу от тебя приятные слова! – отозвалась супруга.

– Скоро ли мы будем на месте? – крикнул генерал капитану.

– К вечеру, господин генерал! – ответил капитан.

Пароход, набирая обороты, шел все быстрее и быстрее. Капитан решил добраться до пристани, как и обещал генералу, через несколько часов. Дым из трубы летел все выше и гуще, медленно рассеиваясь за кормой, он ложился серым туманом. Вдруг налетевший порыв ветра подхватил черный клуб и понес его ровнехонько туда, где стояли генерал и его супруга. Через секунду белоснежный мундир Виссариона превратился в черный, лицо и руки покрылись сажей. Генерал стал похож на пароходного кочегара. Стоявшая рядом с ним Лизетта рассмеялась и воскликнула:

– Браво! В округе теперь будут говорить: «К нам приехал трубочист!».

Но, взглянув на свою шаль и пальто, Лизетта завопила:

– О, какой кошмар! Я похожа на ворону! Эта поездка сведет меня с ума! Каждый день что-нибудь происходит! Все из-за тебя! Ты, наверное, решил меня извести! Сначала чуть не утопил меня в этой чертовой реке… Теперь я понимаю! Ты намеренно встал за штурвал этого чертова парохода и как будто «случайно» врезался в берег. На самом деле ты сделал это нарочно, чтобы я упала за борт и утонула. Потом ты попытался убить меня с помощью щуки! Поймал и нарочно бросил в меня зубастое чудовище, которое, по твоей милости, опять же «случайно» оказалась у меня на голове. Увы, она сгрызла – к твоему сожалению – не меня, а всего лишь мою книгу, а потом, не попрощавшись, улизнула. А теперь ты решил меня удушить! Ты нарочно встал здесь, чтобы я задохнулась. Не выйдет! Я откашляюсь! Пусть я похожа на черную ворону, но меня так просто не убьешь! О да! Этот пароход я буду вспоминать всю свою оставшуюся жизнь! Какой ужас! Ты, мой дорогой…

Виссарион стоял перед ней неподвижно и молча задумчиво смотрел в сторону. Лизетта схватила его за руку и потащила в каюту. И еще несколько часов из их каюты доносились ее гневные вопли.

«Грандиозная встреча!»