Дюжина слов об Октябре

– Тихо, тихо, не шумите, любезные, – хлопнул в ладоши неизвестный. – Я со всем разберусь. Мы же люди, правильно? А он – наш враг. Мешает нам жить спокойно и строить хорошую правильную жизнь. Нужна вам та власть, за которую он агитирует? Нет. Вот я тоже так думаю. Ну, тогда все хорошо, все понятно. Все свободны. Проводите меня.

С этими словами он вышел. Вслед за ним, подталкивая батьку в спину, двинулись его люди и бывшие повстанцы.

Овод-Дуняша влетела в хату. И, натолкнувшись на толпу, в ужасе ахнула. Не поверив своим глазам. Потому что не могло, просто не могло такого быть!

Бросившись к батьке, что остановился, заложив руки за спину, она закричала:

– Батя! Что это? Что такое?

Вмиг ее сбили с ног, так что приблизиться к батьке у нее не получилось.

– А вот и наш умный ординарец, – криво усмехнувшись, пропел Мироха. – Тоже мастер речи говорить. Чего орешь?

Дуняша поднялась с пола и оглядела своих. Ей по-прежнему это казалось жутким сном. И где же Мишка с Ли? Батька дал им какое-то задание – точно! И без них, без нее тут случилось такое… Но как же остальные? Как они посмели? Что значит все это?

Она снова попыталась броситься к батьке, но ее схватили за руки, вывернув их, так что у преданного Овода не было возможности даже пошевелиться.

– Как же так, батька? Это же наши люди! А мне казалось… – от волнения Дуняша даже задыхалась. – Казалось, что мы все вместе. А оно вон как случилось. Как же так?.. Меня не было рядом… Прости, батька…

Батькин верный секретарь низко склонил голову. От этой картины даже у самых отъявленных и прожженных бандитов закололо в носу и быстрее забилось сердце.

– Не печалься, – раздался в тишине голос Иваныча. – Видишь, меня оплатили… Выгодно, значит. От выгоды до предательства не шаг, а полшага. Буржуев боялись, купцов-фабрикантов, что продают-покупают, добра наживают. А мы хотели, чтобы не рабы больше у них. Рабы, значит, не мы… Только бояться-то надо было самих себя… Погодите, вот народ поймет, что все на свете продается, – тогда и настанет амба. Вернее, нет – все хорошо-то еще будет! Будет! Голод пройдет, разруха сменится красивыми домами с электричеством, люди заживут по-новому, свободно заживут. Но если начнете вы продавать – и друг друга, и все то, что должно быть общим, тут-то вы снова рабами и станете. Купят вас со всеми потрохами – и не выкупиться уже обратно. Поздно будет. Не получилось у меня власти народной… Прощай, брат Овод. Хороший ты мальчишка.

– Иди, вестник Европы.

Иваныча увели. Вся толпа вывалила на улицу вслед за ним. Неизвестный тип поднял голову Дуняши, которую Мироха и Сероштан продолжали крепко держать, внимательно присмотрелся и спросил:

– Это ординарец его? Душу вытрясите, а узнайте, где батька бумаги свои держит. Он без карт и архива особо-то и ни к чему. Кто привезет, тот будет молодец. Со всеми последствиями. Жду на закате в дальней балке!

Мироха и Сероштан переглянулись. Ведь у каждого был в этом деле свой интерес. А про бумаги ничего им до этого не говорилось.

Встряхнув тощего секретаря как следует, Сероштан и Мироха бросились добывать информацию.

Но, естественно, ничего им индейский воин Овод говорить не собирался. С предателями какой разговор?

– Говори, прихвостень!

– Нет!

– Скажешь, как миленький!

– Не скажу.

Овод стоически терпел, когда Мироха с Сероштаном били его, даже когда разбитое лицо его залила горячая кровь. Но когда Мироха взмахнул кнутом и крикнул:

– А вот что ему сейчас поможет, язык-то развяжет! Сероштан, тащи с него черкеску! И рубаху долой.

Батькин ординарец вдруг забился и отчаянно завопил:

– Не надо!

Стало понятно: вот этого он боится. А раз боится, значит, сломается.

– Ага! Не любишь товарища кнутовищева? – обрадовался Мироха, вытаскивая лавку на середину. – Никто не любит, все боятся. Ну, где бумаги?

– Не скажу! Но не надо! Пожалуйста! – отчаянно вырываясь, кричал в руках Сероштана, что тащил с него одежду, любимец предводителя.

Сероштан хихикал, срывая черкеску.

– Ой-ой, заныл-то как. Трусливый у батьки был мальчик на побегушках…

Слетела шапка, разметались спрятанные косы. Но как только на Дуняше остались лишь шаровары и сапоги, Сероштан разжал руки и замер.

– Ой! Мать честная!

Мироха нетерпеливо подбежал к нему, ведь всех делов-то: швырнул на лавку, отходил кнутом – любой расколется.

– Мироха. Глянь! Это ж девица, – пробормотал Сероштан в полнейшем удивлении.

Мироха – тоже от удивления – выронил кнут. Дуняша метнулась за своей черкеской, накинула ее и отползла в стратегически удобный угол – к двери. Ведь индеец, известно всем, в любой ситуации постарается удрать. Даже сейчас романтическая Дуняша не могла не думать о прекрасных краснокожих…

А бандиты тем временем ошалело переговаривались:

– Как девица?! Вроде всегда парень был! Звали они его еще как насекомую какую, уж больно мне не нравилось… Муха…

– Да не…

– Слепень…

– Овод! – вспомнил Сероштан.

Подскочил к Дуняше, поднял с пола, встряхнул, оглядел. Та попыталась выбить из его кармана пистолет. Что, впрочем, ей не удалось, только черкеска слетела.