Дивеевские Христа ради юродивые Пелагия, Параскева и Мария

Духовный сын Пелагии Ивановны художник М. П. Петров рассказывал: «Подвиги Пелагии Ивановны стали привлекать к ней внимание дивеевских монахинь, и прежнее нерасположение к ней у многих из них сменилось уважением. В келию к ней стали ходить многие из них или для того, чтобы посмотреть на подвижницу, или послушать ее, или получить от нее что-нибудь, потому что мирские люди приносили ей разные приношения, которые она раздавала монахиням. Но были между сестрами и такие, которые упорно продолжали преследовать подвижницу Божию своей ненавистью и всячески осуждали ее и укоряли. Таких особенно любила Пелагия Ивановна и всячески старалась платить им за зло добром. Инокини, привязанные к подвижнице, глубоко веровали в силу ее молитвы, искали у нее наставлений духовных и обретали их в ее кратких, прозорливых речах. Так, одна благочестивая монахиня дивеевская, сильно к ней привязавшаяся, видя ее подвиги, дерзнула просить у Господа, чтобы Он открыл ей, верен ли тот путь, по которому идет эта подвижница Божия, и ведет ли ее ко спасению, потому что часто приходилось ей слышать разноречивые толки других монахинь об этом, и у ней самой сердце иногда колебалось по этому поводу. Господь услышал ее молитву. Она увидела во сне, что Пелагия Ивановна идет по двору монастырскому, и два Ангела ведут ее под руки. Когда, проснувшись, монахиня эта пошла к Пелагии Ивановне рассказать ей свой сон, та предварила ее рассказ строгим запрещением: никому не говорить о том, что она видела во сне».

Анна Герасимовна вспоминала: «Незадолго до смерти Пелагии Ивановны пришла к нам наша только что поставленная мать благочинная, монахиня Елена, и Пелагия Ивановна долго-долго и так хорошо беседовала с ней, наставляла ее — никого не обижать и строго исполнять свою должность, и утешала ее. “Вот, право, ей-Богу, никто ничего не сделает, не гляди ни на кого. Вот посмотри на эту просфору”. И вынула из-за пазухи хорошую просфору. “Такая же хорошая, как эта просфора, будешь и ты: я помогу, а Господь все устроит”. И так-то была она весела, так вот глядит ей в глаза, точно будто не наглядится на нее, вон как мать на дитя свое родное, давно не виданное; ласкает — не наласкается, точно вся трепещет от какого-то внутреннего восторга.

Мне и стало досадно. Когда мать-то благочинная ушла, а она так вот и радуется, так вся и трепещет от восторга, я и говорю: “Что это, Пелагия Ивановна, гляжу я на тебя и не надивлюсь. Пришла благочинная — и вот как ты радуешься, точно не знаю что случилось, точно вся праздничная. И чему ты рада? Диво бы уж кто, а то мать благочинная! И редко-то бывала она у тебя, да никогда тебе ничего не давала. Ведь вы прямо блаженные — нет у вас различия. Ну что ты глядишь — не нарадуешься, не наглядишься на нее; ведь уже это я сама видела”.

— А что же, — говорит, — Симеон? Человек-то она хороший.

— Ну, уж хороший? Нашла.

— Ах, Симеон! Какая ты. А может, что еще и больно хорошо сделает.

— Сделает, — прибавила я, — как бы не так, дожидайся. Да и что она нам сделает-то? Ничего нам не надо, по матушкиной милости все у нас есть: келия своя — более нам ничего не надо. Умереть, так, небось, похоронят, не выкинут. — И так вот я на нее раздосадовалась.

— Эх, — говорит, — Симеон. Гляжу я на тебя: ничего-то ты не понимаешь. — И умолкла.

— Да чего понимать-то? Нечего. Вот и ты умрешь, чай как доброго человека похоронят. Да еще кто знает? Пожалуй, и гроб-то не в пример другим сделают?

— Что же, пожалуй. Да и воистину, какой еще гроб-то сделают, — задумавшись, сказала Пелагия Ивановна. И вдруг встала и, подойдя к иконам, так и просветлела.

Она, моя голубушка, ублажала мать благочинную за благоустроение собора и предвидела, что мать благочинная укажет место вечного покоя ее, предвидела и почести, какие воздались ей при погребении, а я — то по своему глупому разуму толкую о своем».

Пелагия Ивановна, по воспоминаниям дивеевских монахинь, очень любила и считала своим духовного друга преподобного Серафима, назначенного им быть «питателем» и благодетелем Дивеевской обители, — Николая Александровича Мотовилова.

— Безумный ты, Николка! Такой же безумный, как и я! — говаривала она.

Когда 14 января 1879 года Николай Александрович скончался, в Дивееве об этом не знали. В это время в обители ждали икону Нерукотворного Спаса. Одна монахиня пошла к блаженной спросить, скоро ли привезут икону.

— Вот, подожди: сперва Николку привезут, а там и икону, — ответила она.

Так и вышло. Тело Николая Александровича привезли для погребения в Дивеево, а вслед за ним привезли и икону.

Пелагия Ивановна и другие блаженные