Дивертисмент братьев Лунио

Всё совпадало, без нарушений договора. Совесть была на месте и чистой. Только Дюка – мёртвой. Про это в их договоре не было ни слова. И что два, а не один. Про пацанов если добавить.

@bt-min = Всё! Осталось знать, куда путь держать, к кому. В общагу – рано, без устройства на фабрику путь туда отрезан. А устройство это обрежет теперь Григорий Наумыч, из семейной мести – ясное дело, имеет влияние у начальства. Значит, к Фране пока, если что. Каяться и пересиживать.

@bt-min = Так и решил – Бог в помощь! А из чужого оставил себе картиночную Библию для маленьких и подарочный Дюкин перстень, «поленницу». Честно заработал одно и как память о живом унёс другое.

@bt-min = Он запахнул на себе охранницкий тулуп, оставшийся с ним навсегда после упаковочной проходной, повесил ключи в прихожей, кольцом на вешалочный крючок, подхватил собранный на скорую руку небогатый скарб и щёлкнул, уходя, язычком английского замка. Но прежде чем щёлкнуть, оставил на столе записку для бывшего гражданского тестя, чтобы тот не подумал чего дурного...

@bt-min = Дальше про деда. С его слов продолжаю, как и раньше.

Глава 10

«А цель моя была простой, самой понятной. Воевать с немцем. Уйти на фронт и убивать фашистов. Дождаться восемнадцати и записаться в армию, не раньше призыва. А там как оно само получится, но лучше в сухопутные войска: воюя там, не умея другого, можно больше гитлеровцев положить.

Сел как-то вскоре, посчитал, прикинул остаток еды и время, что нужно было прождать до призывного возраста. Еды оставалось, если на одного, то на год с лишним, думаю. А времени – месяцев примерно одиннадцать, около того. Только вот не хотелось ждать. Подумал и решился. Бог не выдаст, свинья не съест.

Наутро пошёл к военному комиссару района, знал, где они все там размещаются, недалеко идти от нашей Фонтанки. Уже всё работало, почти как до войны. Суета, все ходят туда-сюда, бумаги носят, женщины даже там, и в гражданском, и по форме.

Спросили, чего тебе, мол, паренёк? Военный комиссар нужен, по важном делу, сказал я. Один военный усмехнулся и говорит, ну раз по важному, вон туда ступай, в ту дверь. Только если пробкой вылетишь, не обижайся, он у нас человек суровый, со строгостью, на болтологию всякую времени не имеет.

Я вошёл, а он сидит, над картой склонился или над другой бумагой какой-то, не разглядел я точно. Помню только, что он сильно кашлял, сухим таким хрипом, как папа пред самой смертью. Так астматики кашляют. И рукав пустой один, за ремень заправлен, без руки он был.

– Вам что, юноша? – он оторвался от бумаги и мельком окинул меня взглядом.

– Мне на фронт, – сказал я. – В любое наступательное подразделение.

– Ух ты! – улыбнулся комиссар. – Сразу в наступательное. А наступать-то умеешь? Лет тебе сколько, сынок?

– Лет нормально, – не растерялся я, – почти восемнадцать. И опыт работы на танковом заводе, на Кировском, на нашем. Два года стажа по укладке боекомплета для «Т-34», можете проверить. Имею благодарность от руководства и буду представлен к госнаграде. Так сказали. Когда-нибудь.

Он снова опустил глаза в бумагу и, продолжая изучать там чего-то, похвалил:

– Молодчага. Только ты у нас блокадник, сынок, а блокадникам на фронт идти не обязательно, есть специальное распоряжение правительства, в котором говорится, что и как. Учись иди давай, школы вон вовсю уже учат.

– Вы не поняли, товарищ комиссар, – я продолжил старую тему, думая о том, в какой момент лучше перейти к новой, – я добровольно прошусь, партия и правительство тут ни при чём, пускай себе правят на здоровье. Отказать мне вы не можете, по закону о всеобщей воинской повинности. Просто мне не хватает всего ничего, несколько месяцев. Неужели это так важно, когда война идёт? Смотрите, какой я сильный. Хотите, вас на руках подниму, запросто?

Я подошёл к нему и обхватил с двух сторон руками вместе со стулом. Мне просто необходимо было установить с этим комиссаром тесный контакт, и с чего-то надо было это сближение начать. Глупое и странное – лучше всего внимание на себя обращает; я тогда ещё этого не знал, но интуитивно почуял. Он отложил бумагу и, засмеявшись, легко развёл мои руки обратно, по очереди, единственной своей рукой, целой.

– Всё, адвокат, – сказал он, – давай вали, нет у меня времени в игрушки с тобой играть. У нас тут полк новый формируется, в дивизию народного ополчения, не до тебя весёлого.

– Вот и запишите меня туда, очень будет кстати. Я как раз и есть народ.

Он бросил карандаш на стол и уже собрался крикнуть дежурного, чтобы выпроводить настырного визитёра, но я успел быстро вышептать, тихо так, чтобы получилось, будто по секрету:

– Два кило сахара, банка мёда, десять кило муки и полмешка папирос «Север». И ещё водка. Много.

Он удивлённо поднял на меня глаза и вроде как застыл на месте. Не понимал, про что это я ему шепнул, но слова мои явно притормозили его намерение. И только он начал открывать рот, я добил своё предложение такими ещё словами: