Длинное лето

От бассейновой воды остановилось дыхание. Выдохнуть никак не получалось, словно воздух внутри неё превратился в лёд. В несколько отчаянных гребков добравшись до лесенки, Роза вскарабкалась наверх, клацая зубами. На отца она старалась не смотреть. Чермен принёс ей шерстяной свитер, стащил с бортика бассейна, где она уселась было греться, и велел заняться делом. Вдвоём с Ингой они расставили на траве пластиковые голубые шезлонги, притащили с террасы складной столик, гору махровых полотенец и пляжный мяч. Роза наконец согрелась и вылезла из свитера, под насмешливым взглядом отца. Купаться Чермен больше не разрешил – вода ледяная, а бабушка на кухне с самого утра крутится, одна. Пристыженные Инга с Розой надели фартуки и поспешили на кухню…

Открываю секрет: бассейн объёмом тридцать кубических метров (площадь двадцать квадратных метров, глубина полтора метра) наполняется за пять часов, но хитрый Чермен включил оба крана – от своей и от общей скважины. Время наполнения сократилось до трёх с половиной часов, и к приходу гостей вода успела немного нагреться. Немного…

После вручения «приглашённой стороной» подарков и церемонии представления друг другу «принимающая сторона» дружно разделась и попрыгала в бассейн. Фомушкины с удивлением на них смотрели. Им крикнули:

– Давайте к нам! Купальники-то взяли? Вам Роза сказала?

– Сказала…

–Так чего же вы стоите? Прыгайте! Вода почти нагрелась. Сначала холодно, потом нормально.

«Почти нагревшаяся» вода оказалась почти ледяной, «а что вы хотели, она ведь из скважины, не успела нагреться, ну и что, всё равно здорово». – «Здорово!» – подумал Виктор Николаевич. А ещё подумал, что никогда не слышал, как визжит его жена – по-девчоночьи звонко, и радуется как девчонка, молотя по воде руками и брызгаясь. Надо нам тоже бассейн купить, надувной, самый большой. Анька от счастья на седьмом небе… и от холода вся синяя! Куда Аглая смотрит!

Аглая смотрела на падчерицу с завистью: Аня с Розой плавали на надувном матрасе, ели вишни (Эмилия сунула им кулёк, косточки девчонки бросали туда же, наплевав на этикет в буквальном смысле), шептались о чём-то, захлёбываясь смехом и хитро поглядывая на взрослых. Одним словом, наслаждались жизнью.

– Аня. Тебе уже достаточно, вылезай, – скомандовал Виктор Николаевич дочери. Чермен увидел её умоляющий взгляд и безапелляционно, с правом хозяина, заявил Аниному отцу:

– Да оставь ты её, ей же нравится, вот и пусть порадуется. Я своей в октябре купаться разрешаю, ничего, здоровее будет. Ну, посинела, ну и что? От этого не умирают.

Виктор Николаевич подумал и махнул рукой. Пусть мёрзнет, раз ей нравится.

Ане «мёрзнуть» нравилось. Завернувшись в махровую простыню, они с Розой уселись в шезлонг, выбивая зубами дробь и время от времени принимаясь беспричинно смеяться. Роза вдохновенно рассказывала новой подружке о студии современного танца, где она занималась после школы, пять раз в неделю. Занимались с детьми серьёзно, забывая о том, что они ещё дети, и домой Роза возвращалась без ног. И садилась за уроки. Не будут сделаны уроки – не будет никаких танцев, это она усвоила.

В свои десять лет Роза танцевала почти профессионально. Ане тоже хотелось научиться, и Роза взялась её учить – «Резче двигайся. Держи спину и прогнись немного назад. Не откидывайся назад, я же сказала – прогнись. Повороты выполняй чётче, не спи на ходу!» – командовала Роза. Они крепко подружились, десятилетняя Роза и тринадцатилетняя Аня. Роза познакомила новую подругу с Аллочкой и они стали дружить втроём, поскольку отвязаться от Аллы было невозможно.

По утрам все трое были заняты: Алла корпела над букварём, под строгим надзором бабушки; Аня возилась в огороде – пропалывала грядки, сажала цветы, собирала в плетёную корзиночку первую клубнику. Роза учила английский и французский, решала задачки по математике и делала письменные упражнения по русскому. Ежедневным занятиям отводилось два часа, по полчаса на каждый предмет, ещё час уходил на гимнастику, без которой – какие танцы? Чермен привёз большое зеркало, которое с трудом втащил наверх, в комнату дочери. Роза занималась перед зеркалом, и безмерно гордилась собой, а Инга ловила себя на том, что завидует дочери. Она бы не отказалась от такого зеркала… Какая женщина – откажется?

Эмилия Францевна тоже была занята: поливала из шланга грядки, подвязывала в парниках помидоры, замешивала тесто на пироги, которые у Бариноковых традиционно подавали с бульоном.

К обеду к Бариноковым приходила Аня. Аглая Петровна давно махнула на падчерицу рукой и обедать уже не предлагала: всё равно откажется, потому что дома – суп из тушёнки, «покупные» котлеты, и «магазинные» резиновые нагетсы, а у Бариноковых бульон с пирожками и баранья хашлама. Молодую баранину Чермен привозил с рынка, она таяла во рту, и оторваться было невозможно.

– Ма, я обедать не буду, я у Розы поем, можно?

– Что ж с тобой делать, раз тебе дома не нравится, – отпускала её Аглая, и не удержавшись, говорила: «Мать, значит, невкусно готовит, а чужая бабушка вкусно».