или как это там называется. Вот это была бы сцена! Только она ведь не
вериг ни в какие такие возможности. Она даже подумать не может, что мне
такое предложат. Она уже наверняка рассчитала мою карьеру на двадцать
лет вперед —времени у нее для этого достаточно, а может, и говорила с
кем-нибудь обо мне. Она уже все знает про меня (по крайней мере думает,
что знает), и в моей судьбе нет для нее ничего неожиданного, каких-нибудь
там взлетов или свершений. Поэтому ей и спрашивать меня неинтересно. И
не исключено, что она теперь смотрит по сторонам, чтобы не связывать себя
навсегда с такой маловыразительной личностью. А иначе зачем ей работа?
Почему она хочет сдать Обратно в ясли и вернуться в свой разъездной
театрик? Былые успехи покоя не дают, блеск славы? Фиг-то, не было там
никакой славы, да и успеха, пожалуй, не было. Мотались на автобусе по
области, играли какую-то муру перед сельскими тружениками. В итоге —
пневмония и Обратно.
Стоп! — крикнул он сам себе. — Теперь уж точно приехали. Нет у меня
никаких оснований в чем-нибудь ее подозревать. Я сам все придумал. Шире
шаг, ребята, мы шагать пешком не устаем, пускай планета маловата, мы
только песенки поем-ем-ем!»
— А что тебе Жук сказал? — спросила .Наташка, оборачиваясь.
— Жук? — опешил Юра. —Ах да, Жук. Ерунду. Я ожидал большего.
Через две недели будет симпозиум в Ленинграде, там пара докладов будет
по моей теме.
— Поедешь?
— Не знаю.
— Но ведь тебе это нужно.
— А как же ты одна с Обратно?
— Какая разница? Я и так с ним целыми днями одна. Тебе надолго
ехать?
— Дней на пять..
— Продержусь. Обратно уже большой, я могу с ним в магазин ходить
— другие-то ведь ходят. А Светку сегодня попрошу, чтобы приезжала
помогать.
«Она действительно хочет, чтобы я поехал, — подумал Юра, —как
будто ей даже нужно, чтобы я уехал. Может быть, за две недели я что -
нибудь узнаю».
— Ладно, — сказал он, — тогда я, пожалуй, смотаюсь. Это ведь правда
ненадолго. Жалко, что один доклад поставлен на второй день, а другой на
четвертый. А то можно было бы и быстрее вернуться. Но программа уже
утверждена.
(«Ну, я даю! Она ведь теперь будет уверена, что я раньше, чем через
пять дней не вернусь. Лихо это у меня получилось. Наверное, могу
детективы сочинять. А если правда уехать? То есть как будто уехать: Три
ночи переночевать у ребят в общежитии, а на четвертый день вечером
вернуться — второй доклад сорвался, докладчик отравился в ресторане
котлетой, а вы чем тут занимаетесь? Впрочем, это бред, к ребятам в
общежитие нельзя —пристанут с расспросами, сочувствием. На фиг все эти
инсценировки. Но интересно будет понаблюдать эти две недели. А в
последний момент скажу, что симпозиум перенесли из-за гриппа. Тоже
будет интересно».)
А знаешь, —сказала Наташка, — я от Трандофилова сегодня
открытку получила. Он арбузовскую «Таню» собирается ставить. И, знаешь,
кого мне предлагает играть?
— Таню.
— Ты представляешь? Эго же не роль, а сказка, мечта.
— В вашем театре?
— Ну и что? У нас эта пьеса разойдется, в ней действующих лиц
немного.
— Но это же сентиментальная дребедень.
— Сельские труженики любят сантименты. А потом, это вовсе не
дребедень. Это классика.
(«В общежитии появляться нельзя. Три ночи можно и на вокзалах
прокантоваться. Там знакомых едва ли встретишь. Останется, правда, еще
один вариант: кто-нибудь без приглашения является в гости. «А Юра на
симпозиуме в Ленинграде!» — говорит Наташка. «А я его сегодня в
лаборатории видел». Но это один шанс из ста — едва ли на их Смольную
кто-нибудь без предупреждения поедет. Хотя могут и поехать: если в доме
маленький ребенок, то родители по вечерам никуда не отлучаются. Ну и
пусть являются! Пусть Наташка подумает, что у меня какая-нибудь баба
появилась. Может, это на нее подействует».)
— Ты слышишь? Я говорю, что роль отличная.
— Не помню. Я этот спектакль сто лет назад по радио слышал.
— Бабанова великолепно Таню играла! — проявил эрудицию шофер. _
— Не помню, — повторил Юра. — Ты можешь поверять, что я
действительно не помню?
— Ты просто злишься, — сказала Наташка, — а я думала, что ты хоть
на эту роль меня отпустишь.
— Ни на какую. Никуда я тебя не отпущу. Мы же договорились, и
хватит об этом.
— Это улица Черняховского, — сказал шофер. — Вам куда?
— Можно здесь остановиться.
— Спасибо, — сказал Юра, он передал Обратно Наташке, которая уже
выпорхнула из машины, звонко хлопнув дверцей, — на такси это стоит
рубль.
— Что вы! Я деньги не беру.
— Возьми, — сказал Юра, — слышишь?
Он пожалел, что в этот момент у него не было металлического рубля —
тяжелого кругляшка, который можно было бы швырнуть парню в лицо.
Хотя в чем тот виноват? А в чем он сам виноват? Только в той