Длинные дни в середине лета

А комнаты были свободные, в аварийный новых не селят. Вот и держали —

кто козу, кто свинью.

— Правильно. Зачем помещению пустовать? Воняло здорово?

— Ничего. Все равно переезжать скоро.

— А теперь как?

— В ванной. Воды горячей пока нет.

— Хитрая у тебя мать. А ты, значит, побираешься?

— А тебе жалко?

— Мешок твой где?

— Попробовать сначала нужно. Может, у тебя невкусный.

— Садись, — парень разломил батон пополам, они сели на ступеньку

машины. — Ну как?

— Ничего.

— Вон как наворачиваешь. А ты что, спишь с коровой вместе? Платье

она тебе жевала?

— Она! Хахаль настырный попался. Гляди, как все измял. А ты девочек

не лапаешь?

— Тебе очень надо знать?

— Знаю я вас, правильных, первые лезете.

— Откуда ты такая умная?

— А ты дурочек больше любишь?

— Ну-ка встань!

— А зачем?

— Встань, тебе говорят!

Наташка встала, парень посмотрел на нее сверху вниз и ударил ногой под

зад. — Ты чего? Ты чего? — загнусила Наташка, отскочив.

— Пошла домой! Я тебе рога посшибаю!

— Посшибаешь, как же!

— Брысь отсюда!

Наташка, размазывая слезы, затрусила по все еще пустой улице. Через

несколько домов в чахлом скверике она села на лавочку и закрыла глаза.

Солнце было приятное, еще не слепило. Прохожих почти не было, Наташка

задремала.

...Она встала, когда солнце припекло по-настоящему, прошла несколько

улиц дождалась троллейбуса. Он был пустой, только около кассы под

табличкой «общественный контролер» сидел старик в сетчатой безрукавке

поверх голубой майки.

— Возьмите билет! — сказал старик.

— А у меня проездной.

— Предъявите.

— Дома забыла.

— Тогда возьмите билет.

— А у меня проездной.

— Предъявите.

Наташка села напротив старика и, закрыв глаза и не слушая его,

говорила как заведенная:

— У меня проездной, дома забыла, у меня проездной, дома забыла...

Что-то звякнуло.

— Ha-те, девушка! — старик протянул ей билет. — Бывает, что мелочи

нет, а крупные менять не хочется. Со всяким бывает.

Наташка от неожиданности даже встала. Старик отвернулся к окну,

считая разговор оконченным. Троллейбус тормозил перед остановкой.

— Подавись ты этим билетом! — крикнула Наташка и выскочила.

Идти до пляжа оказалось далеко. Наташка разомлела и, ступив наконец

на серый песок, застыла, подставив лицо прохладному ветерку.

— Вы не можете дальше пройти? — спросила у нее за спиной

щупленькая девушка в очках. Она лежала в купальнике, подставив солнцу

узкую, как доска, спину и уткнувшись в раскрытые книги. Еще несколько

книг торчало из полосатой сумки.

— А здесь не читальня! — сказала Наташка. — Подумаешь какая

умная!

Девушка не ответила. Наташка все-таки шагнула в сторону. Народу на

пляже было немного, даже топчаны стояли свободные.

В этот час молодых было немного, старых даже больше. Наташка

прошлась по берегу, оглядываясь. А может, это только казалось, что старых

больше. Они возвышались своими телесами, как слоны, и пляж был, как

кладбище старых белых слонов. А солнце уже палило, и нужно было где-то

найти купальник.

«Если у этой умной попросить? — подумала Наташка. — Ей купальник и

не нужен совсем. Пусть книжками закроется».

Наташка села рядом с ней и спросила:

— Все читаете?

Она взяла книжку, полистала, положила, взяла другую.

— Вам это неинтересно, — строго сказала девушка, она была не такая

уж и молодая, как сначала показалось Наташке — лет тридцати.

— А про что книжка? — спросила Наташка, которой стало обидно, что

такая кикимора не хочет с ней разговаривать.

— Ты не поймешь.

— А ты объясни. Ты же ученая.

— Мне некогда.

— Всем некогда. А говорят, человек человеку друг, товарищ и брат.

— Ну и что?

— Ничего. Неправда все это.

— А что, по-твоему, правда?

— Ее нет — кошки съели.

— Еще что скажешь?

— А чего ты мне рот затыкаешь? Целый город людей, а поговорить не с

кем.

— Ну, что тебе?

— Ты сколько зарабатываешь?

— У меня стипендия.

— А у меня ни фига. А машину я все равно раньше тебя куплю.

— Ну и что?

— Ничего. Тебе неинтересно?

— Покупай.

— А работать я не буду.

— Не работай.

— Я и так проживу.

— Попробуй.

— Не веришь? Да если я захочу, ко мне очередь будет, как в ГУМе за

кофтами. Нарасхват буду!

— Пожалуйста.

— А ведь это нехорошо. Меня воспитывать надо.

— Зачем?

— Доучилась? Что же ты такое говоришь?

— А зачем тебя воспитывать?

— Чтобы я так не делала.

— Другая найдется.

— А вы и другую воспитывайте.

— Ну и что? Третья будет.

— Неправильно ты говоришь. Зачем тогда милиция?

— До тех пор, пока будет социальная основа для таких поступков, они

сохранятся. Милиции трудно с ними справиться. Нужно, чтобы произошли

глубокие изменения в сознании каждого человека.

— А я? Выходит, я ни при чем?

— При чем. Но захочет общество — в космос полетишь или на фронт

санитаркой пойдешь.

— Неправда! Я сама все решила!

— Вопрос появляется только тогда, когда есть пред посылки для его

решения. Знаешь, кто это сказал?

— А мне все равно. Никакого твоего общества нет. Есть клиенты,