Дмитрий Балашов. На плахе

Тирановой наши дали ей десять рублей – как бы на угощение. Ну, она подумала – потом взяла. А мы еще пили, закусили кислой рыбкой. Поговорят – еще споют песню. Потом показали действие из хоровода – игровую песню – все очень красиво – и как всегда – за этим – культура веков. Ради чего мы преследуем и уничтожаем etc.

Поедем на реку Пижму еще отсюда. Дюк.

Гале, если приходит, всяческий привет. Скажи лично ей: несмотря на болезни жалею, скучаю и так далее – и так хочется все это показать, все, что вижу тут – и песни и былины и людей – не умею я в общем-то рассказывать.

Ну, вот скоро вернуться ребята, пойдем к Ермолину книжнику. Юрка снова будет выпрашивать книги, а я страдать от неудобства….

В общем я г…ный собиратель и икон отсюда явно не привезу»[65].

Анна Николаевна еще не получила этого письма, но в ответ на телеграмму сына, требующего кассет, пишет 12 июля новое письмо, приложив его к посылке с кассетами.

«Дорогой Дюк, получила сегодня утром телеграмму о кассетах.

Пошла в институт. Кассет там не было. Обещала мне купить и принести Анна… кто она, как дальше – не знаю. Митрофанова что ли?

Потом пришла в 3 часа говорит: у Юли остались кассеты, в воскресенье она их добудет – в понедельник можно выслать. Я сказала: это поздно.

Тогда мы решили пойти и купить их. Пошли и купили. Сходили в музкабинет и намотала она мне их.

Пошла на почту: без ящика не принимают, а где я ящик найду. Пока ищу или домой пойду – и почта закроется. Пошла в универмаг, купила чемоданчик, переложила их туда и вот сейчас отправляю тебе.

Быстрота, глазомер, натиск.

Люди все хорошие и эта Аня тоже. Мы с ней пока путались по городу, все разговаривали. Так что чемодан не выбрасывай. Это будет мой.

Ну, я устала, как собака, пойду домой (пишу на почте) и очень мало сегодня сделала – одну песню спечатала.

Будь здоров. Пиши. Мама»[66].

19 июля 1963 года, когда пришла вторая телеграмма от Балашова с просьбой выслать кассеты, Анна Николаевна уже получила и его письмо, отправленное 12 июля из Усть-Цильмы.

«Дорогой Дюк, телеграмму вчера от тебя получила, вернее вечером поздно позавчера и вчера утром тебе отправила. Даты посылки авиапочтой 12-го № 966/1.

Дело в том, что отсюда самолеты не ходят туда в Сыктывкар, пошла посылка, наверное, на Архангельск, а из Архангельска в Сыктывкар, а уж оттуда в Усть-Цильму. Сегодня 19-е. Уж, наверное, получил…

Ты там ни с кем не ссорься – не стоит. И ни с дамами, ни с какими тоже. Невежливо с дамами ссориться…

За эту зарплату сэкономила 40 р. Сегодня пойду получать вторую.

Половину песен перепечатала, отбирая»[67].

Просьба не ссориться с дамами – совет сыну, в ответ на жалобу, что режиссер Чубакова его невзлюбила. Совет, надо сказать, весьма разумный, а заодно – невежливо с дамами ссориться! – и весьма дипломатичный.

«Здравствуй мама, – пишет Дмитрий Михайлович матери 18 июля. – Едем на лодке в дер. Бор. Кассеты еще не пришли, я в меланхолии. Влюбляюсь в каких-то девочек просто из потребности влюбляться. Никогда больше не буду связываться с кино. А Юра собирает себе рукописи и в ус не дует.

Все как-то не так. Комическая авиапочта быстрее, чем за две недели ничего не возит.

Ты перепечатываешь просто или производишь правку некую?

Вопрос глупый и риторический, больше писем я не получу…

Галя меня любит, а я втюрился в одну местную только ради того, что у нее славянское лицо и оделась она в парчовый сарафан, взятый у соседей. Конечно, мои старания познакомиться с ней успехом не увенчались, да и, честно говоря, никаких особых стараний я не прилагал.

Почему Галя не купчиха (с виду)… Она сама об этом жалела. Я ведь ей все говорил самым подлым образом»[68].

«Дорогой Дюк, получила твою посылку и кассеты, – писала Анна Николаевна сыну 27 июля 1963 года. – И ложки, и туеса – все в отменном порядке. У нас жарко. Даже очень. Только вечером прохлада вступает в свои права. Гриша скоро уж уедет из своего пыльного Волхова и приедет в Ленинград. Там дождется Станислава Голубцова и потом с ним вместе приедет сюда.

У нас гостят Малышевы и мы часто куда-нибудь ездим. Были в Кижах, были в Кондопоге, там очень хорошая церковь, очень интересная, очень высокая. Стоит на небольшом холмике возле самой воды. А сама Кондопога пыльная и неинтересная. Комбинат большой, но туда ведь не сунешься – не пустят.

Послушай, меня беспокоит и очень твой желудок. Перестань ты эту кислую рыбу есть. Ведь это надо привычку иметь. Ты, очевидно, отравляешься от нее.

Скоро я всю выборку и печатанье окончу, осталось штук пять из сатирических и выбор их мал – приходится повторять твои из книги или из Кирши. Как закончу, пойду в музей работать.

Да вот 11-го поеду в Ленинград, Анну поведу 13-го августа к 12 часам в балетную школу. Конечно, нет шансов у нас – ну что будет, то будет.

Ох, как жарко. Север ведь – а палит, что твой юг»[69].

Переписка на этом – мы привели лишь небольшую часть ее! – не завершается, но и процитированные письма достаточно полно рисуют отношения Анны Николаевны с сыном.