Дмитрий Балашов. На плахе

Об этом же, только другими словами, по-своему пишет и В.Е. Кузнецова из мурманского музея С.А. Есенина…

«Балашов жил в эпоху побеждающего атеизма, – рассуждает она. – Официально побеждающего! Но ведь вера была изгнана из обихода официально, но из народной жизни не уходила! И иконы в домах стояли (в нашем селе в каждом доме – красный угол с иконами был, пока село не умертвили, не вывезли людей из села. Многие, уезжая, оставили в доме одну-две иконы, дома охранять). Пусть церкви были поруганы. Но молитвы из домов не ушли, и детей крестили, и в церковь ходили, пусть порушенную, но если случалось найти церковь, где службы проходили – шли в церковь! И в литературе русской она оставалась, вера эта! Куда же ее денешь из литературы русской! Да ведь и душа-то живая, у каждого русского душа живая, Бога знающая. И у Балашова такая душа была».

Поэтому, наверное, как говорил С.А. Панкратов, и сжигал себя Балашов на любом публичном выступлении – доказывая правоту своего понимания нашего общего пути… И что тут поделать, если он был именно такой и требовал, чтобы его так и воспринимали.

И произошло то, что произошло.

13 февраля 1967 года на квартиру к Балашову пришли с обыском.

«Протокол обыска.

Ст. следователь по особо важным делам КГБ при СМ Карельской АССР майор Мовчан, с участием сотрудников КГБ капитана Баранцева ст. лейтенанта Кузьмина в присутствии понятых Печерина Сергея Николаевича и Титовой Павлы Никитичны, произвел обыск на квартире Балашова Дмитрия Михайловича по адресу Петрозаводск, ул. Герцена, д.4, кв.7.

При обыске присутствует Гипси Анна Николаевна – мать Балашова Д.М.

Обнаружено и изъято.

1. Документ озаглавленный «Письмо старому другу», начинающееся словами «Ты просишь меня написать» и кончающееся словами «Для России этот врач гласность» на 6 листах…»[72]

Далее в протоколе обыска описываются изъятые рукописи, и мы видим здесь и «Реквием» Анны Ахматовой, и машинописные тексты А.И. Солженицына и Ф. Раскольникова, и перепечатки писем И. Оренбурга Л.И. Брежневу, М. Шатрова съезду КПСС, К. Паустовского и многих, многих других. Найдем здесь мы и папку с рукописным текстом на 24-х страницах, озаглавленном «О патриотизме».

В тридцатые годы изъятого у Д.М. Балашова было бы достаточно для немедленного ареста и осуждения его, но в шестидесятые чекисты не столько уничтожали диссидентов, сколько работали с ними.

Сложно сказать, какие планы они строили на Дмитрия Михайловича Балашова, но очевидно, что эти планы им пришлось корректировать в связи с тем, что на защиту его встал… «Господин Великий Новгород»[73].

Так называлась первая опубликованная повесть Дмитрия Балашова, которая летом 1967 года появилась в журнале «Молодая гвардия».

Повесть эта, хотя и не принесла Балашову всенародной славы, но была замечена. Балашов превратился из младшего научного сотрудника в писателя, от которого ждут новых произведений…

Однако если «Господин Великий Новгород» и защитил Дмитрия Михайловича Балашова от «наездов» со стороны КГБ, то положение его в Институте языка, литературы и истории Карельского филиала Академии наук СССР поправить не смог и он.

А положение это с каждым днем становилось все более шатким.

С одной стороны, институтское начальство не могло не учитывать раздражения, которое своей деятельностью вызывал Балашов в правительстве республики, ну, а с другой стороны и его частые отлучки в Москву тоже не очень-то вписывались в круг обязанностей, которыми должен ограничиваться младший научный сотрудник.

Дмитрий Михайлович так не считал.

Это видно по наброскам индивидуального плана, который 23 января 1968 года составил Балашов:

«За год: написать (вчерне) общую часть работы – отрывками – наброски следующих разделов.

1-й квартал. Начало работы. В марте работа в ГПБ в Ленинграде.

2-й квартал. Апрель – июнь. Для успешного продолжения работы необходимо два месяца работы в ГПБ (без оплаты командировочных. В порядке, разрешенном академическим учреждениям).

3-й квартал. Июль – сентябрь. Продолжение работы. Отпуск.

4-й квартал. Октябрь-ноябрь.

В начало. Необходим месяц работы в ГПБ Ленинграда. В конце квартала отчет с предоставлением чернового варианта. Части исследования.

Д.Балашов.

В течение года потребуются командировочные выезды в Москву (все в пределах отпущенной на командировки суммы) для консультации со специалистами и знакомства с архивными материалами»[74].

Может быть, если бы Балашов не приковывал к себе такого внимания партийного начальства и сотрудников КГБ, подобный план и был бы принят, но в сложившейся ситуации начальство просто вынуждено было потребовать от него большей дисциплинированности.

Я не думаю, что это можно назвать травлей…

Просто создавались условия, вписаться в которые Дмитрий Михайлович со всеми добровольно взятыми на себя заботами никак не мог.

С.А. Панкратов вспоминал о постоянной бесхлебице, которая преследовала Балашова, «научного сотрудника, известного в России и в славянских странах фольклориста, и просто – серьезного умного человека, униженного должностным окладом советского времени».