Дневник

Не то чтобы ей очень хотелось тебя навестить.

Лежа в кровати, Табби смотрит в окошко и говорит:

— Давай устроим пикник?

Это нам не по карману, но в ту минуту, когда ты умрешь, маменька Уилмот выберет по каталогу питьевой фонтанчик, из латуни и бронзы, в виде скульптуры обнаженной Венеры, скачущей в дамском седле на рапане.

Табби взяла с собой свою подушку, когда Мисти перевезла все семейство в отель «Уэйтенси». Каждый что-нибудь взял. Твоя жена притащила твою подушку, потому что она пахнет тобой.

В комнате Табби Мисти сидит на краешке кровати и расчесывает пальцами волосы своей дочери. У Табби длинные черные волосы, как у отца. И такие же, как у отца, зеленые глаза.

Твои зеленые глаза.

У нее крошечная комнатушка, которую она делит с бабушкой, рядом с комнатой Мисти в мансарде отеля.

Почти все почтенные островные семейства сдали свои дома квартирантам и перебрались в мансарду отеля. Здесь на стенах обои в поблекших розах. Обои отклеиваются по всем швам. В каждой комнатке есть ржавая раковина и маленькое зеркало, привинченное к стене. По две-три металлические кровати с облупившейся краской, матрасы мягкие и продавленные посередине. Тесные комнатушки под скошенными потолками, с маленькими слуховыми окошками. Окошки тянутся, точно ряды малогабаритных собачьих будок на крутой крыше отеля. Мансарда — это барак, лагерь беженцев для утонченной белой аристократии. Люди, рожденные в особняках, теперь пользуются общей ванной в конце коридора.

Люди, которые не работали никогда в жизни, этим летом они обслуживают столики в ресторане. Как будто деньги закончились у всех разом, этим летом каждый из островитян голубых кровей носит багаж постояльцев. Убирается в номерах. Чистит обувь. Моет посуду. Прислуга для длинноногих голубоглазых блондинок с сияющими волосами. Вежливая, обходительная и прилежная, всегда готовая сбегать за чистой пепельницей или отказаться от чаевых.

Твоя семья — твоя жена, дочь и мать — они спят под скошенным потолком на продавленных металлических кроватях с облупившейся краской, припрятав серебряные и хрустальные реликвии из прошлой аристократической жизни.

Ты не поверишь, но все островные семейства, они улыбаются и насвистывают. Как будто это какое-то приключение. Веселая игра. Как будто они подвизаются в сфере услуг понарошку. Как будто томительные поклоны и горы грязной посуды это не навсегда. Не на всю оставшуюся им жизнь. И им самим, и их детям. Как будто новизна не приестся уже через месяц. Они не дураки. Просто никто из них никогда не был бедным. Не то что твоя жена. Она знает, что такое пустые оладьи на ужин. Сыр только по скидке. Сухое молоко. Что такое носить тяжелые ботинки со стальным носком и вкалывать от звонка до звонка.

Сидя в комнатке Табби, Мисти говорит:

— Какой секрет?

И Табби говорит:

— Не скажу.

Мисти поправляет дочери одеяло. Старые гостиничные простыни и одеяла застираны так, что от них остались лишь серые катышки и запах отбеливателя. Лампа на тумбочке у кровати — любимая лампа Табби, розовая, фарфоровая, в цветочках. Они взяли ее из дома. Здесь почти все книжки Табби. Все, которые уместились. Ее рисунки с клоунами тоже здесь, развешаны над кроватью.

Бабушкина кровать стоит так близко, что Мисти могла бы протянуть руку и коснуться лоскутного одеяла, сшитого из кусочков бархатных пасхальных платьев и рождественских нарядов столетней давности. На подушке — ее дневник в красном кожаном переплете, с золоченой надписью «Дневник» на обложке. Внутри заперты все секреты Грейс Уилмот.

Мисти говорит:

— Не дергайся, солнышко, — и снимает выпавшую ресничку со щеки Табби. Мисти трет ресничку между пальцами. Ресницы у Табби длинные, как у отца.

Как у тебя.

Кровати Табби и бабушки, две односпальные кровати, они занимают почти всю комнату. Маменька Уилмот принесла свой дневник. Дневник и корзину с шитьем, набитую вышивальными нитками. Вязальными спицами, крючками и пяльцами. Ей будет чем занять руки, пока она сидит в вестибюле с подругами, такими же старыми перечницами, или, если погода хорошая, то снаружи, на дощатом тротуаре над пляжем.

Твоя мать, как и все остальные почтенные островные семейства, припарковавшие свои фургоны вокруг отеля «Уэйтенси», она просто пережидает осаду кошмарных приезжих.

Как это ни глупо, но Мисти взяла с собой принадлежности для рисования. Свой этюдник с красками, маслом и акварелью, свою бумагу и кисти, все это свалено кучей в углу ее комнаты.

И Мисти говорит:

— Табби, солнышко?

Она говорит:

— Ты не хочешь отсюда уехать и жить с бабушкой Клейнман в Текамсе-Лейк?

Табби перекатывает голову по подушке — нет, не хочу, — а потом говорит:

— Ба Уилмот мне сказала, почему папа такой психованный.

Мисти ей говорит:

— Не надо так говорить о папе.