Дневник

Все — автопортрет.

Все — дневник.

Снаружи, внизу за окном, люди толпятся на пляже у кромки прибоя. Два человека выходят из моря на берег, они несут что-то вдвоем. Что-то блестящее вспыхивает ослепительно-розовым в ярком солнечном свете.

Стразы. Ожерелье. Это Табби. Те двое, они несут Табби, держа ее за ноги и за подмышки, ее волосы, мокрые и прямые, тянутся по волнам, что плещут и бьются о берег.

Толпа расступается.

Из коридора за дверью доносятся громкие шаги. Из коридора доносится голос:

— У меня все готово.

Два человека несут Табби по пляжу к входу в отель.

Замок на двери тихо щелкает, дверь открывается, и там стоят Грейс и доктор Туше. У него в руке шприц, игла сверкает, сочится влагой.

Мисти пытается встать, волоча за собой ногу в шине. Ее цепь с ядром.

Доктор бросается к ней.

И Мисти говорит:

— Это Табби. С ней что-то случилось.

Мисти говорит:

— На пляже. Мне нужно спуститься туда.

Шина перевешивает, и Мисти валится на пол. Мольберт падает рядом, разбивается стеклянная банка с мутной от красок водой, осколки летят в разные стороны. Грейс опускается на колени, хватает Мисти за руку. Катетер выдернулся из мешочка, в ноздри бьет запах мочи, льющейся на ковер. Грейс закатывает рукав рабочей блузы Мисти.

Твоей старой рубашки. Жесткой от высохших красок.

— Вы никуда не пойдете в таком состоянии, — говорит доктор.

Он выдавливает из шприца пузырьки воздуха и говорит:

— Право же, Мисти, все равно вы ничем не поможете.

Грейс распрямляет руку Мисти, и доктор вкалывает иглу.

Ты что-нибудь чувствуешь?

Грейс держит Мисти за обе руки, пригвоздив ее к полу. Брошь из фальшивых рубинов открылась, и булавка вонзилась в грудь Мисти. Красная кровь на мокрых рубинах. Осколки разбившейся банки. Грейс и доктор Туше держат Мисти, не давая подняться с ковра. Под ними растекается ее моча. Моча пропитывает рабочую блузу и жжется в том месте, где булавка пробила кожу.

Грейс навалилась на Мисти сверху, Грейс говорит:

— Теперь Мисти хочет спуститься вниз.

Грейс не плачет.

Глухо и медленно, словно преодолевая сопротивление, Мисти говорит:

— Млядь, откуда ты знаешь, чего я хочу?

И Грейс говорит:

— Так написано в твоем дневнике.

Игла убирается из руки, и Мисти чувствует, как кто-то протирает ей кожу вокруг укола. Спирт холодит руку. Чьи-то руки берут ее за подмышки и тянут вверх, заставляя сесть прямо.

Лицо Грейс. Ее мышца, поднимающая верхнюю губу, ее мышца оскала стягивает все лицо к носу тугим комком, и Грейс говорит:

— Она вся в крови. О, и в моче. Нельзя вести ее вниз в таком виде. Не у всех на глазах.

От Мисти воняет, как от переднего сиденья старого «Бьюика». Как от сиденья, пропахшего твоей мочой.

Кто-то стягивает с нее блузу, вытирает ей кожу бумажными полотенцами. В дальнем углу комнаты голос доктора говорит:

— Великолепные работы. Весьма впечатляющие.

Он роется в стопке ее законченных картин и рисунков.

— Конечно, они впечатляют, — говорит Грейс. — Пожалуйста, не перепутайте листы. Они все пронумерованы.

Просто для сведения: никто не упоминает о Табби.

Они засовывают руки Мисти в рукава чистой рубашки. Грейс расчесывает ей волосы.

Рисунок на мольберте, девушка, утонувшая в океане, рисунок упал на ковер, и кровь и моча пропитали его насквозь. Он безнадежно испорчен. Изображение стерлось.

Мисти не может сжать руку в кулак. У нее слипаются глаза. Из уголка ее рта течет струйка слюны, боль в проколотой груди потихоньку проходит.

Грейс и доктор Туше, они поднимают ее на ноги. В коридоре за дверью ждут еще какие-то люди. Еще чьи-то руки обнимают Мисти с обеих сторон, ее подхватывают и несут вниз по лестнице, словно в замедленной съемке. Ее несут мимо скорбных, застывших лиц на каждой лестничной площадке. Полетта, и Рамон, и кто-то еще, блондинистый друг Питера из института. Уилл Таппер. С его порванным ухом, мочка которого так и свисает двумя заостренными лоскутами. Весь музей восковых фигур острова Уэйтенси.

Мертвая тишина. Только шина волочится по полу, глухо стуча по ступеням.

Люди толпятся в сумрачном лесу вестибюля, в чаще из полированных деревьев и мшистых ковров, но толпа расступается перед Мисти, которую несут к дверям столовой. Здесь все почтенные островные семейства: Бертоны, Хайленды, Питерсены и Перри. И никого из приезжих.

Двери в Орехово-золотой зал открываются.

На шестом столике, столике на четверых у окна, лежит что-то, накрытое покрывалом. Профиль маленького лица, плоская девчоночья грудь. Голос Грейс говорит:

— Быстрее, пока она еще в сознании. Пусть посмотрит. Снимите покрывало.

Разоблачение. Занавес открывается.

За спиной Мисти все ее соседи толпой валят в столовую, чтобы посмотреть.

7 августа

Однажды, еще в художке, Питер попросил Мисти назвать цвет. Любой цвет.

Он велел ей закрыть глаза и не шевелиться. Она почувствовала, как он подошел к ней вплотную. Жар его тела. Запах его старого свитера, запах его кожи, с легкой горчинкой, как полусладкий горький шоколад. Его собственный автопортрет. Его пальцы слегка оттянули ткань ее рубашки, по коже царапнула холодная булавка. Питер сказал:

— Не шевелись, а то я тебя уколю.

Мисти затаила дыхание.