Дневник

27 августа… и три четверти

Кареты «Скорой помощи» уже стоят наготове у отеля «Уэйтенси». Съемочная группа теленовостей водружает тарелку-антенну на крышу фургона. Две полицейские машины припаркованы вплотную к крыльцу у главного входа.

Летние люди протискиваются между машинами на стоянке. Кожаные штаны и маленькие черные платья. Темные очки и шелковые рубашки. Золотые украшения. Над ними — корпоративные вывески и логотипы.

Граффити Питера: «…ваша кровь — наше золото…»

Между Мисти и толпой телерепортер стоит перед камерой. Люди топчутся у него за спиной, поднимаются на крыльцо, заходят в отель. Репортер говорит:

— Мы в эфире?

Он прижимает к уху два пальца. Не глядя в камеру, он говорит:

— Я готов.

Детектив Стилтон сидит за рулем в своей машине, Мисти сидит рядом с ним. Они наблюдают, как Грейс и Харроу Уилмот поднимаются на крыльцо. Одной рукой Грейс приподнимает подол своего длинного платья. Другой рукой опирается о руку Харроу.

Мисти наблюдает за ними. Камеры наблюдают за ними.

Детектив Стилтон говорит:

— Теперь они ничего не сделают. При таком-то скоплении репортеров.

Старшее поколение всех островных семей, Бертоны, Хайленды и Петерсены, вся аристократия острова Уэйтенси, они входят в отель вместе с летними отдыхающими, высоко держа головы.

Предупреждение Питера: «…мы убьем всех детей Божьих, чтобы спасти своих собственных».

Репортер перед камерой, он подносит ко рту микрофон и говорит:

— Полиция и власти округа одобрили сегодняшнее мероприятие на острове.

Толпа исчезает в сумрачном бархатисто-зеленом пейзаже гостиничного вестибюля, растекается по лесным просекам среди лакированных стволов-колонн. Плотные лучи света пронзают сумрак, тяжелые, словно хрустальные люстры. Диваны точно поросшие мхом валуны. Камин как костер в чаще леса.

Детектив Стилтон говорит:

— Хотите пойти посмотреть?

Мисти говорит ему, нет. Это небезопасно. Она не станет повторять ту же ошибку, которую совершает всегда. В чем бы эта ошибка ни состояла.

Если верить Харроу Уилмоту.

Репортер говорит:

— Сегодня здесь собрался весь цвет общества.

И вдруг в толпе появляется девочка. Незнакомая девочка. Чей-то ребенок с короткими темными волосами поднимается на крыльцо. Вспышка кольца с хризолитом у нее на руке. Чаевые Мисти.

Это Табби. Конечно же, это Табби. Мистин дар будущему. Питеров способ удерживать жену на острове. Приманка, чтобы завлечь Мисти в ловушку. Краткий миг, зеленая вспышка, и Табби заходит в отель.

27 августа… и семь восьмых

Сегодня в темноте, в бархатисто зеленом пейзаже, на сумрачной лесной поляне в вестибюле отеля включается пожарная сигнализация. Долгий звонок надрывается, рвется наружу из распахнутой двери парадного входа, такой громкий, что репортеру приходится кричать:

— Похоже, у нас неприятности.

Летние люди, волосы у всех мужчин зачесаны назад, темные и жесткие от средств для укладки. Женщины все, как одна, блондинки. Они кричат, чтобы слышать друг друга сквозь неутихающий звон пожарной сигнализации.

Мисти Уилмот, величайший художник за всю историю, пробирается сквозь толпу к сцене в Орехово-золотом зале. Хватаясь за локти и тазовые кости этих тощих людей. Стена за сценой закрыта занавесом и готова к торжественному открытию. Фреска Мисти, она еще скрыта от глаз. Засекречена. Ее дар будущему. Ее бомба замедленного действия.

Ее миллион мазков краски, расположенных в нужном порядке. Моча коров, которых кормят листьями манго. Чернильные мешки каракатиц. Вся эта химия и биология.

Ее ребенок — где-то в этой толпе. Табби.

Звонок все звенит и звенит. Мисти встает на стул. Она забирается на шестой столик, на котором лежала мертвая Табби, за которым Мисти узнала, что Энджела Делапорта зарезали прямо в постели. Мисти стоит над толпой в белом атласном платье, люди смотрят на нее снизу вверх, летние мужчины ухмыляются. Ну, еще бы. Мисти не надела трусы.

Заткнув свое вновь рожденное свадебное платье между костлявыми бедрами, Мисти кричит:

— Пожар!

К ней оборачиваются. Глядя на нее снизу вверх. В дверях столовой появляется детектив Стилтон и ныряет в толпу.

Мисти кричит:

— Бегите! Спасайтесь!

Мисти кричит:

— Если вы не уйдете, случится что-то ужасное!

Предупреждения Питера. Мисти выкрикивает их над толпой.

«Мы убьем всех детей Божьих, чтобы спасти своих собственных».

Занавес у нее за спиной закрывает всю стену, ее собственный автопортрет, в котором — все то, что Мисти о себе не знает. И не хочет знать.

Летние люди глядят на нее, их мышцы, сморщивающие бровь, напряжены, брови нахмурены. Их губы сжаты в тонкие линии и оттянуты вниз мышцами, опускающими угол рта.

Пожарная сигнализация умолкает, и на миг между вдохом и выдохом становится слышно, как плещут и бьются о берег океанские волны снаружи.

Мисти кричит, чтобы все заткнулись и выслушали ее. Мисти кричит, она знает, о чем говорит. Она — величайшая художница всех времен. Новое воплощение Томаса Гейнсборо, Клода Моне и Мэри Кэссетт. Она кричит, ее душа жила в Микеланджело, Да Винчи и Рембрандте.

И какая-то женщина вдруг кричит:

— Это она, художница. Это Мисти Уилмот.