Дневник, 1893–1909

3 июня. Суббота. Последнее заседание общего собрания Совета. Слушается 28 дел и в том числе представление министров финансов и внутренних дел об установлении для земства предельности обложения. Витте говорит пространную речь.

Главное его побуждение заключается в том, чтобы оправдать секретную записку, поданную им Государю, в которой он доказывал, что всякого рода выборные учреждения неминуемо ведут к ограничению верховной власти. Записку эту (мной прочитанную) составлял какой-то ярославский профессор, наполнив ее всякого рода историческими справками по большей части лишенными исторической истины. Цель такой записки, разумеется, была доказать свою преданность монархическому началу и таким образом утвердить свое положение, положение всемогущего министра, практикующего сознательно, или, может быть, и несознательно, начала государственного социализма. Псевдоконсерватор, а, вернее, консерватор своего портфеля Сипягин, играющий доселе роль безусловного раба Витте, подписал представление об ограничении прав земства в деле обложения. С основной мыслью представления согласились единогласно все члены Совета, но относительно подробностей высказалось значительное разномыслие. Большинство, принимая правило о том, чтобы смета не увеличилась в год более как на три процента, не допускало, чтобы в случае протестов губернаторов на тему обложения дела шли на рассмотрение министров внутренних дел и финансов, и настаивало на сохранении порядка, установленного законом 1890 года[620]. Некоторые члены отказывались рассматривать весь проект.

Возражали Витте: Абаза с чрезвычайной настойчивостью и даже запальчивостью, Шидловский — крайне деловито, но защищая земские учреждения во чтобы то ни стало и тем ослабляя свою серьезную аргументацию.

6 июня. Вторник. Чтение журналов последнего заседания. В 3 часа заседание в Соляном городке. Комитет Музея прикладных знаний: за выбытием Островского председательствует Вешняков, присутствует новый член, великий князь Константин Константинович.

Дело идет о бюджете, который постоянно отличается дефицитом, потому что Техническое общество не хочет платить в соразмерности с занимаемым им помещением.

Внезапно умирает министр иностранных дел Муравьев, три года занимавший этот пост после смерти Лобанова и представлявший во всех отношениях полную предшественнику своему противоположность. Без всякой прямоты, искренности в характере, без высшего образования, лишенный всякого рода общих или каких-либо специальных [знаний], Муравьев возвысился исключительно [благодаря] отличавшим его низкопоклонству, угодничеству, интриганству. Он был не министр, а обер-камерист, заботившийся преимущественно о том, как быть на величественных глазах, да в какую одежду облечься. Вот разговор, в коем я был участником незадолго до его смерти и который характеризует его деятельность. Мы обедали с ним и графом Паленом в клубе. В конце обеда Муравьев стал поглядывать на часы, давая понять, что государственные обязанности.

Я: «II faut rentrer chez vous pour recevoir le paquet quotidien retour de Tsarsko[621]». Муравьев: «Oui. J’envoie tout a la signature de l’Empereur et je n’expedie pas une ligne sans quelle ait ete approuvee par SaMajeste[622]».

Пален: «Autrefois cela se passait differemment. Mon oncle Pierre[623] en 1837 etait ambassadeur a Paris. Il requt un jour un feldjager de l’empereur Nicolas avec ordre de reconnaitre Don Carlos. On le prevenait que l’ambassadeurs d Autriche et de Prusse viendraient se renseigner aupres de lui pour une action identique [?]. Mon oncle en les recevant leur dit qu’il etait décidé a ne pas executer les ordres requs et renvoya le feldjoger en expliquant a I’empereur les motifs de sa conduite. Il est vrai que lorsqu’il revit l’Empereur, celui-ci l’embrassa aver force de remerciements»[624].

Преемниками Муравьеву называют Капниста (посла в Вене) и Извольского, только что назначенного посланником в Японии. Один из приближенных проживающей в Гатчине императрицы Марии Федоровны, зайдя к ней вечером на другой день после смерти графа Муравьева, застал ее в слезах и подумал, что она оплакивает этого на счастье России прибранного провидением человека; оказалось, что вдовствующая плакала с досады, что об этой смерти никто ее не уведомил. Вероятно, предполагали, что она читает газеты. Вслед за тем она при встрече с министром двора Фредериксом высказала ему свое по этому поводу неудовольствие.

Август

15 августа. Более шести недель пролежал в сильном припадке подагры. По счастью, успел перебраться в Царское Село, где превосходная погода, чистый воздух содействовали выздоровлению.

В Петербурге последнее деловое заседание (Финансового комитета) было 29 июня. Получены были дурные вести из Китая, и потому более говорили об этом, чем о подлежавшем обсуждению, правда, незначительном, деле.