Дневник, 1893–1909

22 апреля. В Соединенных департаментах с приглашением великого князя Николая Николаевича, генерал-инспектора кавалерии, который при поддержке военного министра настаивает на продолжении контракта с коннозаводчиками, коим отдана отнятая у донских казаков степь в 700 тысяч десятин. Казаки требуют вознаграждения за доход, коего лишены. Разумеется, все кончается тем, что казна должна платить на этот раз более полумиллиона ежегодно казакам. Напрасно члены Совета настаивают на том, что подобное мероприятие убивает частное коневодство, в развитии коего нуждается кавалерия. Последнее мнение вотще [?] поддерживает и министр земледелия, и управляющий коннозаводством. Угроза, что кавалерия останется без лошадей, заставляет всех нас молчать.

24 апреля. Понедельник. После незначительного общего собрания Соединенные департаменты обсуждают значительное представление министра юстиции об уничтожении ссылки[611]. Муравьев произносит блестящую речь и настаивает на немедленном уничтожении ссылки, мало заботясь о том, что тюрем не существует.

Дело в том, что год тому назад было совещание под председательством Государя, который под сибирскими своими впечатлениями выразил желание, чтобы ссылка была отменена, и вот теперь хочется поднести к празднику 6 мая[612] конфетку с фейерверком. По моему мнению, ссылку возможно сокращать по мере увеличения тюремных помещений и таким путем идти к ее уничтожению, но путь этот слишком медлен и, в особенности, неэффектен. В Соединенных департаментах настаивают на том, чтобы прежде были сделаны подробные расчеты о размерах могущих быть приготовленными тюремных помещений, а затем уже, сообразно имеющемуся контингенту помещений, и вводить законы, обращающие в арестанты возможное к помещению число ссыльных. Муравьев довольно легкомысленно стоит на своем.

27 апреля. Четверг. Закон о предельном обложении земств[613].

Заседание, в котором Государственный совет выступил с большим достоинством против Витте и Сипягина, желающих подчинить своим канцеляриям деятельность земств, уже и теперь крайне стесненную. Говорили: Пален, Сабуров, Шидловский, Вяземский и другие. Сипягин упорно молчал, плохо прикрывая молчанием свою бездарность, Витте защищал проект, ему, впрочем, всецело принадлежащий.

Подкладка всего дела та, что молодого императора все более и более подзадоривают на тему самодержавия, рассчитывая, и не без основания, что чиновники, особливо высшие, будут причислены к участникам самодержавной власти. Во время коронации в Москве Сипягин подал Государю записку, доказывая, что России не нужны никакие учреждения и что одной его самодержавной власти достаточно для счастия всего народа. Витте на эту же тему подписал записку, заказанную им какому-то ярославскому профессору, доказывавшему, что всякие выборные учреждения имеют непременным последствием ограничение самодержавия.

Чтобы провести свои взгляды в практику, эти господа под предлогом излишней расточительности земства [хотят] определить для него пределы обложения правом увеличивать сметы не более как на два с половиной процента против сметы 1900 года, перенося на разрешение министров финансов и внутренних дел всякий расход, этот предел превосходящий. Витте защищает свой проект чрезвычайно страстно.

30 апреля. Граф Александр Алексеевич и графиня Софья Андреевна Бобринские празднуют пятидесятилетие своей свадьбы. Во время молебна (у них дом на Галерной) получается известие о смерти находившегося в весьма преклонных летах графа Петра Павловича Шувалова, которого я имел случай близко оценить во время его службы петербургским губернским предводителем дворянства, когда я был депутатом дворянства Лугского уезда. То был человек высоко образованный, культурный, благожелательный, с самыми возвышенными стремлениям и идеалами, пренебрегавший мелочной суетой тщеславия и до конца дней находивший в занятиях отвлеченных убежище от неизбежных для всяких дрязг житейских.

Май

1 мая. В Соединенных департаментах представление министра юстиции Муравьева об отмене ссылки. Большинство членов Совета силятся доказать невозможность уничтожить ссылку, не приготовив достаточно поместительных тюрем. Муравьев непременно хочет спустить блистательный фейерверк, долженствующий понравиться молодому императору, и в этом смысле произносит весьма талантливую речь.

После заседания еду к Куропаткину, с которым кончаю соглашение об уступке нашему рисовальному училищу помещения в Соляном городке Педагогического музея военно-учебного ведомства.

2 мая. Арестованный легким припадком подагры сижу дома и читаю рукопись записок Валуева[614]. Здесь весь таким, каким я его знал. Образован несравненно более своих сотоварищей, незлобив, нерешителен, словоохотен, но на результатное дело сдержан, неизмеримо высокого о себе мнения; помешан на подражании иностранным государственным идеалам, не имеет нисколько той сметки, той быстрой живой проницательности, которая составляет господствующую черту русского ума.