Дневник, 1893–1909

4 мая. Пятница. Лежу в постели, мучимый подагрой. Заезжает прибывший накануне из Германии великий князь Михаил Николаевич и убедительно уговаривает приехать в Государственный совет на празднование столетнего юбилея. Разговаривая об этом празднестве и слыша от великого князя, что он намерен встретить Государя в сенях в сопровождении председателей департаментов, я настаиваю на том, что Государя должны встречать все члены Совета. Великий князь утверждает, что Государю приятнее будет более в приеме простоты, я настаиваю на противном. Великий князь уезжает поколебленный и вслед за тем изменяет церемониал, им проектированный.

5 мая. Суббота. Врач мой, доктор Павлов, рассказывает ужасы о несчастных незаконных детях, будто бы призреваемых Воспитательным домом, а в действительности остающихся живыми лишь в размере четырнадцати процентов вследствие ужасных мероприятий, в отношении их принимаемых. Опекунский совет состоит из огромного числа оказавшихся ни на что не пригодными старцев, кои окольными путями нашли доступ к императрице Марии Федоровне. В конце царствования императора Николая опекунов было вдесятеро менее, но то были или вельможи, или независимые люди, безвозмездно принимавшие на себя попечение о том или другом благотворительном заведении.

Заходит ко мне замечательный по даровитости Алексей Оболенский, ныне товарищ Сипягина, а прежде его сотоварищ и с детства приятель. Сокрушается о бездарности Сипягина, отсутствии в нем государственных знаний, сколько-нибудь просвещенных взглядов, заменяемых исключительно подобострастием, доведенным до виртуозности, и все это под личиной усердия к царю.

Вообще самодержавие сделалось в последнее время девизом для всяких искателей собственного благополучия. Одним из рельефнейших представителей такого сорта людей является петербургский градоначальник Клейгельс. Уже в бытность варшавским обер-полицеймейстером он составил себе взятками порядочное состояние; по переходе в Петербург он начал грабить самым беззастенчивым манером. В последние годы он купил шесть имений, из коих за последнее заплатил шестьсот тысяч рублей. По поводу растраты одним из его любимых чиновников, растраты части принадлежавших градоначальству хозяйственных сумм, прокурор окружного суда произвел следствие, причем оказались беспримерные злоупотребления самого Клейгельса. Имения его управляются полицейскими чиновниками, продолжающими получать свое казенное содержание; в одном из имений оказался даже пароход, числящийся по спискам в составе речной петербургской полиции; арестанты не получают следующих им кормовых денег, кои Клейгельс кладет в свой карман. Все это представлено министру юстиции Муравьеву, который опасается дать ход делу, чтобы не потерять место, так как Клейгельс находится под покровительством Сипягина и заведующего охраной Гессе.

6 мая. Страдая подагрой, не еду на прием в Царском Селе по случаю дня рождения Государя.

7 мая. Хромая и опираясь на палку, отправляюсь на торжество. Члены Государственного совета ожидают в сенях приезда Государя. В 1 час приезжает Государь из Царского Села, сопровождаемый своим братом и дядей Сергеем Александровичем. Пожав руку каждому из стоявших на пути его членов Совета, Государь поднимается по большой лестнице и входит в кабинет великого князя, где ожидает, пока члены Совета занимают места свои в церкви, где по прибытии Государя отслуживается молебен. После молебна члены Совета занимают места свои в зале общего собрания, куда входит и Государь, занимая председательское кресло. Прежде всего он читает указ о назначения членом Совета великого князя Михаила Александровича, потом государственный секретарь Плеве читает грамоту Государственному совету, при которой дано сызнова редактированное «Учреждение Государственного совета». Во время этого чтения все члены Совета стоят, а Государь один сидит, что выходит несколько странно. После этого чтения великий князь Михаил Николаевич обращается с речью к Государю, который по выслушании этой речи безмолвно удаляется, провожаемый до сеней Советом. Все это холодно, бездушно, натянуто; чувствуется отсутствие многого, очень многого.

После отъезда Государя в одной из смежных с присутственной зал подают шампанское и провозглашаются тосты, сопровождаемые криками «ура». Разъезжаясь домой, старики посматривают друг на друга с вопросительными знаками во взглядах.