Дневник, 1893–1909

8 сентября. С отъездом за границу Их Величеств наступило полное затишье. С появлением желтых листьев исчезают из Петербурга многочисленные петербургские чиновные потентаты[667]. Из числа их военный министр Куропаткин уезжает сначала в Варшаву, а потом в Закаспийский край. Пред отъездом его захожу к нему и по его обычной просьбе высказать ему, в чем его обвиняют, говорю ему, что и я нахожусь в числе обвинителей за то, что он летом уехал из Петербурга рыболовствовать в Псковскую губернию и Финляндскую окраину, не возвратясь к семейным торжествам царского семейства. Публика приписывает это тому, что он будто бы обиделся неполучением генерал-адъютантского аксельбанта[668], несмотря на напоминание, сделанное по сему предмету министром двора Фредериксом, напоминание, получившее в ответ: «Может подождать». Поездка Сахарова (а не его, Куропаткина) на французские маневры в свите Государя есть выражение некоторого неудовольствия и имеет ту опасность, что созидает готового на должность военного министра кандидата. Разумеется, Куропаткин заявляет, что он рад бы удалиться от того омута сплетен, интриг и т. д., которыми сопровождается петербургская деятельность, тем более что в случае войны ему, конечно, дадут командование одной из семи армий, которые, согласно его плану, будут выставлены Россией. Относительно своего плана действий как военного министра говорит, что его программа рассчитана на десять лет. В истекшие четыре года, благодаря Государю, не было отступлений и уклонений, так что он имеет надежду осуществить сполна свои предположения. Во избежание могущих возникать недоразумений и противоречий со стороны его политических противников Куропаткин все серьезное в высших делах записывает, так, например, показывает мне слова, сказанные ему Витте при начале Китайской войны о необходимости послать как можно более войска с оговоркой: «Какая беда, что они совершат морскую прогулку». Теперь же на Куропаткина сыплются обвинения за то, что он, послав не пятьдесят тысяч, а сто пятьдесят тысяч, придал войне преувеличенные размеры. Относительно недоброжелательства к нему Ванновского видит к тому причину в неудовольствии за то, что он, Куропаткин, не довольно быстро повышает сыновей Ванновского, не заслуживающих того.

14 сентября. Один из ближайших к Государю адъютантов, спрошенный своим приятелем о том, может ли он рассчитывать на высочайшую приязнь в случае, если бы его постигло какое-либо большое несчастье, отвечал: «Нисколько. Я знаю, что для меня ничего бы сделано не было, и я исчез бы в забвении».

В доказательство своего мнения он привел то, что происходит при дворе в настоящую минуту. Адъютант граф Гейден (служащий, кажется, в походной канцелярии), женатый и имеющий четырех детей, влюбился во фрейлину Оленину. Это забавляет Их Величеств и во всю прошлую осень в Крыму, играя в теннис, оказывалось покровительство и поощрение этому роману. При отъезде теперь в Данию и Францию в небольшое число лиц, составлявших походную свиту, включены и влюбленные. Гейден написал жене, что просит развода, желая жениться на Олениной; а если развод и женитьба состоятся, то Гейдена удалят со службы за произведенный при дворе скандал, и после сыгранного на увеселение Величеств водевиля занавес опустится.

Декабрь

28 декабря. Возвращаюсь из Монтекарло, где прожил в своем Saint Roman[669], когда наступили холода, то в гостинице три месяца. Покинув свой сад в полном блеске и наполненный цветами, приезжаю в Петербург, засыпанный снегом и переживающий сильные морозы. Трехдневный переезд в отличных вагонах нисколько не утомителен. Тотчас по приезде навещаю хворающую дочь мою — Оболенскую, только что переехавшую во вновь приобретенный ею на Сергиевской улице дом, где я когда-то бывал у прежнего владельца графа Александра Николаевича Толстого (обер-гофмаршала), а затем отправляюсь в новый клуб, где застаю великого князя Владимира Александровича, графа Павла Сергеевича Строганова, Юсупова, Балашева, Сабурова, Дурново, графа Константина Ивановича Палена, Чихачева, Шидловского. Играю в вист, слушаю кое-какие сплетни и узнаю, что на другой день надо быть в Совете в одиннадцать часов для бюджетного заседания.