Читаем Дневник, 1893–1909 полностью

Таганцев считал бы необходимым не относить такого заявления исключительно ко времени избрания членов Думы, а сделать такое заявление относящимся вообще ко взглядам правительства.

Кобеко, председатель Комиссии о свободе печати, удостоверяет, что выработанный комиссией проект не представляет ничего нового, а воскрешает лишь закон 1864 года, по которому административной власти предоставляется право задерживать всякое вновь появившееся печатное произведение и передавать прокурорской власти дальнейшее преследование. Такое заявление, конечно, не имеет ничего общего с представлением Булыгина.

Коковцов переносит вопрос в более широкую сферу. Он обращает внимание на ту необузданность, которая отличает теперь всю русскую прессу, и удивляется, что со стороны правительства не принимается тех мер, кои указаны в законе, а именно: сообщение судебной власти для подвергнутия[856] законом установленному наказанию.

Сольский в качестве председателя старается ограничить прения пределами булыгинского представления.

Фриш указывает на то, что в новом уголовном уложении на все, о чем идет речь, существуют подробные правила, но, к сожалению, уголовное уложение не введено в действие.

Министр юстиции Манухин весьма слабо защищает судебное ведомство, обвиняемое в бездеятельности.

Игнатьев полагает, что существующих законов достаточно, если только их применять для всякого проступка издателей; что современная разнузданность журналистики такова, что нет надобности расширять ее свободу и что поэтому он не считает возможным принять предложения Булыгина, а соглашается с мнением, высказанным пред тем Победоносцевым о том, что никаких мер в этом отношении принимать не следует.

После краткого перерыва представление Булыгина утверждается совещанием.

Затем приступают к обсуждению проекта об объединении министров и установлении должности первого министра. Витте повторяет большую часть того, что им было сказано в частном на дому у Сольского собрании, заканчивая свою речь тем, что не следует ожидать от объединенного министерства полного переворота в ходе правительственных дел, а лишь улучшения канцелярского делопроизводства. Такое заключение вытекает из того, что кабинет будет организован далеко не так, как в западных конституционных государствах. При этом он намекает на то, что первому министру не дается тех прав, кои должны бы были ему принадлежать, и что вообще сегодня трудно предугадать, какой появится Дума, а, следовательно, и какие будут ее отношения к Совету министров.

Герард довольно неудачно приводит справку о борьбе Бисмарка с прусским парламентом в 60 — х годах как бы в доказательство того, что кабинет, несогласный с парламентом, может рассчитывать на поддержку народа. Коковцов в продолжительной речи расточает похвалы идее объединения, которую, как кажется, представляет себе в виде какого-то присутственного места (с докладами, протоколами и т. п.). Опасение, что объединение будет больше внешнее, Коковцов отклоняет тем, что всякий раз, когда произойдет в Совете разногласие, не согласившиеся с премьером министры будут увольняемы и таким образом рядом увольнений будет достигаться объединение, которое из механического будет переходить в химическое.

Верховский очень остроумно оспаривает, чтобы не сказать осмеивает, заявление Коковцова, доказывая, что предлагаемый им образ действий никогда не поведет к тому объединению, которое желательно для создания твердой правительственной власти.

Граф Игнатьев указывает на необходимость уничтожения всяких других комитетов и совещаний, ныне существующих, имея предметами ведомства дела, долженствующие перейти в заведывание Совета министров, начиная с самого Комитета министров.

Граф Сольский заявляет, что это, несомненно, так, но что это должно совершиться постепенно, по мере передачи дел, заведуемых этими комитетами, в другие учреждения.

Я выражаю желание, чтоб такое рассмотрение и такая передача последовали без потери времени и, во всяком случае, до созыва Думы, так как в противном случае Дума станет разбирать эти вопросы, причем возникнут горячие прения и нападки на правительство, допускавшее подобный порядок вещей.


4 октября. Вторник. Продолжается рассмотрение проекта о Совете министров. Витте повторяет то, что мы слышали уже на частных у Сольского совещаниях, а именно, что нужно сильное правительство, чтобы бороться с анархией; что необходимо внушить обществу уверенность, что правительство не будет продолжать давать одной рукой, а отнимать другой рукой, как, например, по вопросу о свободе совести состоялось постановление в Комитете министров под председательством его, Витте, и тотчас вслед за тем назначена комиссия под председательством графа Игнатьева, убеждения коего, как всем известно, совершенно противоположны убеждениям Витте. Говорится это по адресу Победоносцева, который сидит рядом с Витте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии