Дневник, 1893–1909

Узнаю, что изменение в первоначальном проекте манифеста, представленного графом Витте, имело предметом исключение из текста дарование прав евреям. Объяснение по этому предмету было возложено на князя Николая Оболенского, в чем он и успел.

20 октября. Вчера заехал к Рихтеру, который рассказывает следующее: в пятницу вечером он получил приглашение ехать в Петергоф на пароходе, отходившем из Петербурга в 8 ½ часа утра. Вместе с ним ехал великий князь Николай Николаевич, который принял очень горячее участие в совещании, под председательством Государя происходившем, отстаивая всецело заявления и требования, предъявленные графом Витте, который с большой откровенностью настаивал на том, что о самодержавии больше не может быть речи и что необходимо категорически дать конституцию. Четвертый член собрания, министр двора Фредерикс, молчал и скорее был свидетелем, чем участником. Витте хотел ограничиться опубликованием его всеподданнейшего доклада, долженствовавшего получить высочайшее утверждение и содержать изложение перемены в политике и в государственном строе. Рихтер настоял на том, чтобы подобное заявление исходило от имени Государя и имело форму манифеста. Прения были продолжительны и, в конце концов, привели к удовлетворению всех требований Витте. На обратном пути в Петербург все поместились на одном пароходе. Разговаривая со своими спутниками, Рихтер сказал, что из Петергофа по телефону вызваны к Государю барон Будберг, главноуправляющий Канцелярией прошений, и Горемыкин. Известие это очень встревожило графа Витте. И действительно, как оказалось, лица эти были вызваны для участия в изменении редакции манифеста, по инициативе Витте составленного.

21 октября. Пятница. Торжественное заседание в общем собрании Государственного совета. Председатель Сольский говорит со свойственной ему плавностью длинную речь и в заключение предлагает послать императору телеграмму с выражением наших чувств. Рооп просит дополнить телеграмму упоминанием о том, что Государственный совет надеется трудиться при участии представителей выборного элемента. Поправка эта принимается присутствующими.

Обед в издыхающем новом клубе.

Ужасные известия со всех сторон. Финляндия в полной революции. В Иркутске чернь провозгласила временное правительство, от которого город был освобожден войсками, присланными из Харбина Линевичем. Во всех углах России льется кровь. Против последнего движения, созданного рабочими и так называемой интеллигенцией, начинает выступать мужицкая контрреволюция, отвергающая ограничение царской власти и желающая верить в распространяемый анархистами слух, что господа ограничили власть царя за то, что он хотел отдать их землю крестьянам.

23 октября. Воскресенье. Анархисты должны были сегодня с большой торжественностью хоронить своих товарищей, погибших в последних схватках с войсками, но отменили задуманную церемонию вследствие приказа Трепова, который, как слышно, намерен покинуть свой пост, не считая возможным продолжать службу, потому что Витте слишком податлив и уступчив перед мятежниками.

Навещаю разбитого параличом графа Орлова-Давыдова, который лежит в постели, окруженный иконами и ярко освещенным портретом императрицы Марии Федоровны.

24 октября. Понедельник. Граф Пален рассказывает со слов покойного графа Рейтерна следующее. Перед коронацией императора Александра III бывший в то время министром внутренних дел граф Игнатьев предложил Государю Земский собор в Москве. Для обсуждения этого предложения было собрано совещание у Государя в Гатчине. Перед открытием заседания Государь позвал к себе в кабинет Рейтерна и просил его высказать свое мнение относительно проекта Игнатьева. Рейтерн отвечал, что Земский собор можно собрать только в том случае, если вслед за тем предполагается дать представительное правительство, так как одним Собором ограничиться будет невозможно. Вслед за тем взошли другие приглашенные: Игнатьев, Победоносцев, Островский. Государь начал заседание с того, что обратился к Игнатьеву с вопросом о том, считает ли он, что за Собором должно последовать установление народного представительства. Игнатьев отвечал отрицательно. На что Государь возразил, что в письме своем Игнатьев указывал ему на необходимость такого хода событий. Игнатьев заявил, что он этого не писал, но Государь пошел в соседнюю комнату и принес оттуда письмо Игнатьева, категорически говорившее о народном представительстве. Понятен исход подобного совещания. Когда Рейтерн уходил, то Игнатьев был удержан на некоторое время в кабинете Государя, а вслед за тем, уезжая вместе с Рейтерном, сказал ему: «Je suis congedie».[866]