Дневник, 1893–1909

7 ноября. Воскресенье. Еще заседание о реформе Совета. Приходится слушать невероятные наивности. Витте хочет созвать выборное собрание, долженствующее составлять вторую половину Государственного совета. Он думает, что одно то, что явятся люди, избранные населением, достаточно будет, чтобы служить опорой правительству. Полное пренебрежение к условиям таких выборов, ценз ничтожный, гарантии независимости никакой. Это будет вторая Государственная дума с примесью старых чиновников и генералов. Спорят о ничтожных подробностях, но главных сторон не видят и не понимают. У меня сердце щемит при мысли о том, какая пошлая толпа наполнит изящные залы, мной для русского парламента некогда устроенные.

9 ноября. Среда. Приезжают ко мне московский губернатор, предводитель дворянства князь Трубецкой и петербургский — граф Гудович, чтобы посоветоваться о том, как ходатайствовать в совещании Сольского о предоставлении дворянству [права] избирать своих представителей в будущий состав Государственного совета. Сообщаю им, что я уже делал без успеха подобное заявление в последнее заседание совещания и советую ехать с ходатайством к Сольскому, а также и к Палену. Навещаю Победоносцева, которого застаю в весьма мрачном настроении, горько осуждающего все, что около нас происходит. Я соглашаюсь с ним во многом, но утверждаю, что теперешние наши несчастия созданы главным образом самим правительством, в котором за последние два царствования все более и более укреплялось убеждение, что многомиллионным народом можно управлять чиновниками, представителями безграничного произвола, распространяющегося на все отрасли человеческого существования. Развивая эту мысль, я заканчиваю тем, что все поголовно почитают его, Победоносцева, виновником наших теперешних несчастий, потому что он отговорил Александра III отказаться от исполнения подписанного его отцом и им самим акта о допущении в среду Государственного совета сорока представителей земства для заявлений о нуждах провинции и участия в законодательстве. Слова мои очень задевают Победоносцева. Он утверждает, что никогда не видал этого акта, несмотря на то, что цесаревич Александр дважды приказывал Лорис-Меликову показать этот акт ему, Победоносцеву. На мое предположение, что осуществление тогдашнего предположения, по всей вероятности, постепенно развивая участие выборных в трудах правительства, [предотвратило] бы теперешние бедствия наши и быть может даже спасло бы нас от несчастной японской войны, Победоносцев возражает, что весь проект Абазы и Лорис-Меликова имел целью отдать власть в их руки. Можно было бы прибавить, что, по мнению Победоносцева, власть должна была перейти в его руки, что, впрочем, и произошло на несчастие России.

Посылаю Государю три новых тома моего биографического словаря на буквы «О», «П», «Ч».

11 ноября. Пятница. Еще заседание совещания графа Сольского о реформе Государственного совета. Предлагаю среднюю меру относительно власти Совета, заключающуюся в том, чтобы первый отказ Совета согласиться с Думой не отнимал у последней права возобновлять свое постановление в следующую сессию; причем вторичное постановление Думы могло бы получить силу закона в случае согласия верховной власти даже и при несогласии Совета. Витте, отвергавший в последнем заседании значение Совета, внезапно заявляет, что Совет должен иметь во всем одинаковые с Думой права. Такое заявление делает излишним мое старание спасти компромиссом хоть часть советской власти.

Рассматривается вопрос о допущении в Думу представителей дворянства. С первого слова чиновники оказывают поголовное сопротивление. После речей Алексея Оболенского и Палена оппозиция ослабевает, но граф И. И. Толстой, новый министр народного просвещения, начинает доказывать, что заявление, представленное графу Сольскому московскими и петербургскими губернскими предводителями, не подкрепленное ходатайствами губернских дворянских собраний, не может служить основанием для включения в число членов Государственного совета представителей от дворянства. Я ему возражаю, что ни о каких ходатайствах не может быть речи, что все проектируемые ныне изменения начертаны Советом без каких бы то ни было с чьей-либо стороны ходатайств, а потому нет основания делать в этом отношении исключение для дворян.

В заключение решают допустить в Совет двенадцать членов от дворянства.

17 ноября. Вечером приезжает ко мне Пален, по просьбе коего отправляюсь вместе с ним к Андрею Сабурову, чтобы уговориться относительно совещания у Государя, на которое мы все трое получили приглашение. Пален, со слов Витте, сообщает, что предметом совещания будет обсуждение недостаточно энергической деятельности судебной власти в преследовании политических преступников.