Дневник, 1893–1909

Помещавшийся в этой казарме 14-й флотский экипаж в виду чрезвычайной его распущенности решено было перевести в Кронштадт, где применяется военное положение. Матросы этого экипажа наотрез отказались исполнить такое приказание. Тогда в три часа ночи казарма была окружена Семеновским, Измайловским и Стрелковым полками с пулеметами под командой великого князя Николая Николаевича. Главные зачинщики были арестованы. В числе их оказались один студент, а другой участник редакции газеты «Новая жизнь».[871] Всего матросов было около шестисот, и их перевезли на баржах в Кронштадт. Сегодня возвратился адмирал Дубасов.

1906

Январь

30 января. Возвращаемся из Монте-Карло, где провели шесть недель. Превосходная летняя погода освободила меня от начавшегося в Петербурге припадка подагры.

По приезде нахожу состояние дел хуже, чем мог ожидать. Витте в качестве председателя Кабинета царствует и после побед, одержанных в Москве Дубасовым, перебросился из нерешительности и слабости в крутые меры, главным виновником коих, впрочем, Дурново. На вопрос мой, как смотрит Витте на это положение, он отвечает мне, что события доказали, что: 1) Россия прежде всего остается верной монархическому началу; 2) что можно вполне полагаться на верность армии.

Этот взгляд, очевидно, служит основой новой его политики.

Февраль

14 февраля. У Государя в Царском Селе совещание для рассмотрения проекта преобразования Государственного совета в верхнюю палату и согласное с сим изменение учреждения Государственной думы. Собираемся в Большом дворце и размещаемся в зале, стены коего покрыты картинами, около большого стола в нижеуказанном порядке.[872]

Государь, как всегда, открывает заседание краткой, но хорошо сказанной речью. Первый, возбудивший жаркие прения, вопрос заключается в том, следует ли непременно установить равенство числа назначенных правительством и выбранных членов Совета. Игнатьев, Дурново, Стишинский — желают не устанавливать этого правила, а первоначально назначить равное число, но с тем, чтобы впоследствии, если бы представилась необходимость, иметь большинство голосов для отвергнутия постановления Думы, то Государь мог бы умножить число членов Совета.

Я, разумеется, говорю против такого предложения, настаивая на том, что уже и теперь в населении раздаются жалобы на то, что правительство не держит своих обещаний, а если будет принято предложение Игнатьева, что, то несомненно, Думе будет угрожать полное ничтожество. Заключаю напоминанием о том, что Думу 6 августа[873] уже пришлось переделывать 17 октября и в день нашего заседания. Если принять мнение Игнатьева, то, конечно, и Государственный совет, сегодня реформируемый, придется также переделывать. Какое же доверие должно внушать населению такое шаткое законодательство? Меня отлично поддерживают Верховский и Александр Оболенский.

Второй, возбудивший горячие споры, вопрос относился к тому: должно ли непременно собирать одновременно Думу и Совет? Большинство почитало такое требование излишним. Витте доказывает, что такое требование сократит, стеснит деятельность законодательных палат. Пален опасался, что при отсутствии условия одновременности правительство вздумает довольствоваться одной Думой, не созывая Совета. Я думал, напротив, что в случае отсутствия Думы законодательные постановления Кабинета могли бы восходить к Государю через Совет, хотя бы обладавший одним совещательным голосом. Государь согласился с большинством. Третий вопрос — допущение публики в залы заседаний — возбудил горячие споры, не был разрешен положительно.

Заседание длилось от двух до семи часов, с кратким перерывом для чаепития, но не вставая со стула.

Среда[874]. Продолжительное заседание в общем собрании Государственного совета, посвященное рассмотрению дополнительных правил к закону о свободе печати. Витте и Дурново настаивают в особенности на пресечении злоупотреблений гравюрами, посвященными карикатурам, направленным против Государя и наивысших представителей власти.