Читаем Дневник, 1893–1909 полностью

Члены Совета министров с присоединением членов Государственного совета: Палена, Фриша, Сабурова, Голубева и меня отправляются в Царское Село по царской ветке с экстренным поездом. С Царскосельский станции в придворных каретах достигаем Александровского дворца. Через многочисленные залы достигаем угловой гостиной, во всю длину коей поставлен покрытый зеленым сукном стол. По стенам висят картины: одна, кажется, Невиля, изображает тянущийся вереницей конный полк с песельниками[869], другая — портрет царствующей императрицы, третья — портрет Марии-Антуанетты с ее детьми. Сопоставление этих двух портретов во дни теперешней смуты нельзя признать удачным. У одного из окон стоят ширмы, в коих вставлены четыре медальона гобеленовских ковров. Медальоны эти куплены мной в Париже у известного продавца ковров Бракенье. Они изображают монограмму «АПР». Предполагая, что эти ковры заказаны были для кресел, предназначавшихся для императора Петра II, я купил их и подарил ныне царствующему императору. Предположение мое подтвердилось виденным мной у Юсупова в Москве портретом Петра II с изображением такого кресла. В 3 часа ровно взошел император и, обойдя присутствующих, пожимая каждому из них руку, сел на председательское место и обратился к нам с краткой речью, весьма гладко произнесенной, в которой высказал ту мысль, что в теперешнее смутное время правительство, желая по возможности избегать насильственных мер, рассчитывает прежде всего на содействие судебной власти, но, к сожалению, не находит в ней поддержки. Судебные следователи не обнаруживают виновных, прокурорская власть не находит поводов к обвинению, сами суды часто оправдывают лиц, очевидно виновных, и даже встречаются случаи, когда во всех этих лицах высказывается не только равнодушие, но симпатия к политическим преступникам. Обращаясь к лицам, сегодня призванным, и в особенности к юристам — членам Государственного совета, Государь просит высказать ему с полной откровенностью, что могло бы быть сделано для достижения успешного правительству со стороны судебной власти содействия. Пален с большой горячностью и полной искренностью соглашается с тем, что следственная часть плоха, что таковой она была и в то время, когда он, Пален, был министром юстиции, то есть почти сорок лет тому назад; что помогать следователям должна полиция, но она еще хуже, чем следователи, и требует коренного изменения. Относительно прокуроров Пален думает, что деятельность их во многом зависит от воздействия на них генерального прокурора.

Фриш долго, пространно говорит об уголовных законах, об их применении, о том, когда и какие законы были изданы, цитирует даты, тексты и тому подобное, но вся эта болтовня направлена лишь к тому, чтобы выставить в блестящем свете его познания, его опытность и прочее, но не убеждает в том никого, не доказывает ничего и наводит лишь на собрание туман и тоску.

Витте говорит довольно сдержанно, настаивая на том, что правительство не находит поддержки в судебной власти, которая освобождает политических преступников от всякого преследования. Он настаивает на том, что прокуратура сделалась бы более энергичной, если бы министр юстиции побуждал ее к тому.

Министр внутренних дел Дурново говорит в том же смысле, но гораздо решительнее, резче. Он упоминает о забастовке в подчиненном ему почтово-телеграфном ведомстве, заявляя, что никаких уступок забастовщикам не сделает.

Андрей Сабуров, испытанный криминалист, говорит мягко и возлагает надежду на успокоение в зависимости от созыва Государственной думы.

Министр юстиции Манухин произносит длинную речь, весьма красноречиво защищая чинов судебного ведомства от возводимых на них обвинений. Манухин признает недостатки деятельности судебных следователей, исходящие из неудовлетворительности самого учреждения, но категорически отвергает справедливость и даже достоверность фактов, выставляемых против чинов прокуратуры и суда. Люди эти получают нищенское содержание, число их не отвечает обширности, многочисленности взваливаемых на них дел. Необходимо и умножить судебный персонал, и усилить присвоенные ему оклады. Бывший министр юстиции Муравьев в своем представлении исчислял эту прибавку к нынешнему ежегодному расходу в девять миллионов, а ему, Манухину, удалось после продолжительных у министра финансов Коковцова ходатайств получить лишь сто рублей.

Граф Пален полагает, что вместе с увеличением содержания судебных чинов необходимо усилить полицию и ее средства.

Голубев в добавление ко всему сказанному считает полезным пересмотреть устав уголовного судопроизводства и сократить некоторые ныне существующие для действий прокуроров и судей сроки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии