Дневник, 1893–1909

5 июня. Вторник. В 2 часа собрание Государственного совета для выслушания указа о приостановлении занятий Государственного совета до 1 ноября. По прочтении этого указа государственным секретарем Икскулем председатель Акимов провозглашает: «Да здравствует Государь Император!» На это члены отвечают криками «ура», причем председатель Акимов почему-то раскланивается на все стороны. Обедаю удочери Оболенской на каменноостровской, принадлежащей старшему сыну моему даче.

6 июня. Среда. Приезжает мой старший сын, генеральный консул в Бомбее, откуда он ехал до Петербурга двадцать два дня. Навещаю отъезжающую в деревню (Смелу) старую графиню Бобринскую (Софью Андреевну). Вечером разговор с горным инженером Ивицким, прослужившим два года в Америке для изучения горнозаводской деятельности.

7 июня. Четверг. Приезжает проститься Корвин-Милевский (лидер польской в Государственном совете партии[929]). Поляки чрезвычайно обижены тем, что новое Положение о выборах[930] очень уменьшило число польских депутатов. Отдавая визиты, слышу от достоверных людей следующие рассказы:

1) Дочь великого князя Павла Александровича помолвлена со шведским принцем. Государь принял на себя труд известить отца невесты о помолвке с разрешением ему приехать на свадьбу. Под влиянием своей жены (разведенная Пистолькорс) великий князь отвечал из Парижа, что он или получит разрешение приехать со своей женой, или вовсе не приедет.

2) Виновником «Манифеста 17 октября» был тогдашний первый министр Витте, он действовал под впечатлением страха угрожавшей лично ему опасности. Чтобы достигнуть своей цели, он уговорил великого князя Николя Николаевича (с которым он состоит в дружеских отношениях) убедить Государя, что бойцы готовившейся революции сильнее войск, коими могло в то время располагать правительство.

9 июня. Пятница. Вечером собираются у Гончарова члены «правой» для бесцельного рассмотрения нового Положения о выборах. Зиновьев представляет длинный, но лишенный ясности доклад. Говорят много, но безрезультатно. Хозяину дома Гончарову подносят эмалированную братину[931] работы прославившегося Фаберже.

10 июня. Суббота. Приходит ко мне граф Пален, очень состарившийся, удрученный семейными несчастиями и народными бедствиями. Вместе горюем о том ужасном положении, в которое вовлечено Отечество непростительным легкомыслием своих правителей. Пален прочитал написанную Витте записку о причинах японской войны и роли петербургского правительства в ее ходе. Пален в ужасе от сделавшихся ему известными фактов. Витте увез за границу свою записку с тем, чтобы передать ее на хранение своему зятю Нарышкину, секретарю посольства в Брюсселе.

Петербург удивлен полным спокойствием после роспуска Думы. Вызванные из Красного Села четыре полка возвратились в лагерь.

11 июня. Воскресенье. Сижу целое утро над корректурой листов своего словаря. Времена таковы, что его никто знать не хочет, а мне его бросить не хочется. Выпущены в свет двенадцать томов, из которых восемь находятся под типографскими прессами.

12 июня. Понедельник. Приезжает Авдаков, горный инженер по воспитанию, председатель съезда горнопромышленников, выборный член Государственного совета. Горюет о положении наших финансов, нашего бюджета, о том, что Коковцову не по силам обязанности министра финансов. Ужасается тому, что наше железнодорожное строительство завлекло нас в девятимиллиардный долг, по которому приходится платить триста миллионов процентов, а что управление казенными железными дорогами так плохо, что вместо дохода дороги дают нам двести миллионов убытка. Авдаков собирается по возобновлении наших советских занятий поднять вопрос о необходимости упорядочить железнодорожное управление и прежде всего соединить его в одних руках, тогда как сегодня оно разделено между двумя министрами. Семейный обед.

13 июня. Вторник. Захожу проститься с Паленом, который имеет храбрость ехать на лето в свое разоряемое крестьянами поместье.