Дневник, 1893–1909

На днях Стана написала обер-прокурору Синода Ширинскому-Шихматову записку, уведомляя его, что хотя Государь и разрешил по его докладу отпуск четырем архиереям, но что после того разрешил ей уведомить обер-прокурора, что по ее ходатайству он берет разрешение назад.

26 июля. Среда. Еду с Извольским в близкий сердцу моему архив Государственного совета. Извольский желал бы поместить в нем Государственный архив, находящийся ныне в жалком помещении нижнего этажа Министерства иностранных дел. Сообщаю ему, что именно для этого мной построена вторая часть здания, выходящая на Зимнюю Канавку. Желаю ему успеха, но весьма в том сомневаюсь.

31 июля. После беспрерывной теплой, солнечной в течение трех месяцев погоды внезапно настает холод и дождь. На улице видны лишь забастовавшие рабочие да пешие и конные патрули, ни одного сколько-нибудь щеголеватого экипажа не встречается; газеты наполнены известиями о повсеместных грабежах и убийствах. Прошло две недели со дня распущения Думы, и новый кабинет[907] еще ничем не заявил о своих намерениях; а между тем следовало поспешить дать понять народу, что правительство не только не потеряло, но, напротив, много выиграло удалением негодяев, Думу наполнявших. Следовало бы как можно скорее выступить от лица Государя в земельном относительно крестьян вопросе, прекратив канцелярские обещания и чиновничьи переписки. В Петергофе не отдают себе отчета о положении, в коем находятся. Постоянные колебания, противоречащие одно другому распоряжения, нерешительность, недоверчивость, сеансы мистицизма у этих двух злосчастных для России черногорок — вот в чем проходит время, вот что заставляет забывать о существовании императорской власти, что придает храбрость угнетающим наше несчастное Отечество врагам порядка и мирного успеха.

Прохворав несколько дней и заплатив дань моей мучительнице-подагре, выезжаю подышать свежим воздухом, если можно назвать свежим петербургский воздух, и навещаю графа Николая Игнатьева, только что возвратившегося из деревни. Игнатьев рассказывает, что был у Государя и уговорил его дать ход американским предпринимателям, предлагающим без всяких со стороны правительства пособий построить железную дорогу для соединения Владивостока с Россией, минуя Маньчжурскую территорию.

Август

1 августа. Город полон рассказом о том, что на вчерашнем маневрировании в Красном Селе двух полков около командовавшего маневром великого князя Николая Николаевича прожужжали три пули, якобы по небрежности попавшие в ружья стрелявшего холостыми зарядами, если не ошибаюсь, Измайловского полка.

7 августа. В последние четыре дня в Красном Селе производились маневры в весьма, впрочем, ограниченных размерах. Государь и императрица для присутствования на них выезжали из Царского Села. Все прошло благополучно. Местность была усеяна полицейскими в самых разнообразных костюмах. Государь, переезжая по своему усмотрению с места на место, очутился на одном пункте, на котором полиция не ожидала его появления. Тут ближайшие из лиц его свиты выдвинулись так, чтобы предотвратить возможность приближения какой бы то ни было неизвестной личности.

Мой внук Оболенский, участвовавший в качестве вольноопределяющегося в Уланском полку, будучи отряжен на разведки[908], наткнулся на неприятельский патруль и, избегая плена, среди ночи поскакал во весь опор и наткнулся на извозчика, которому переломал экипаж, а себе — бедро. На другое утро императрица Александра Федоровна в качестве шефа Уланского полка навестила Оболенского, лежавшего в перевязке.

10 августа. Четверг. Похороны члена Государственного совета Тернера. То был весьма почтенный, скромный, мало одаренный труженик, посвятивший себя исключительно изучению финансовой науки. Он дослужил в министерстве до должности товарища министра в бытность министром Вышнеградского. О назначении этом говорили, что оно напоминает ту лампаду, которую воры вешают в своем притоне перед образом. Впоследствии Тернер достиг высокой должности члена Департамента экономии в Государственном совете, а по назначении Сольского председателем Совета Тернер попал в председатели Департамента экономии. Ничего выдающегося, блестящего Тернер никогда не представлял, но пользовался вполне заслуженным уважением лиц, его знавших.

1907

Май

Проведя зиму в Saint-Roman, выдержав там сильный припадок подагры, а затем уничтожение катаракты. Или, правильнее говоря, извлечение хрусталика из правого глаза, возвращаюсь в Петербург 4 мая.

Застаем Петербург, а с ним и всю Россию в крайнем, тяжелом, можно сказать, грозном положении. Государственная дума — не что иное, как центр ежедневно распространяющейся, повсеместно усиливающейся, в самых варварских формах проявляющейся революции.