Дневник, 1893–1909

27 декабря. Недавно (не помню, какой день) праздновался праздник Семеновского полка. По обыкновению от Государя была послана поздравительная телеграмма. Жадные всякой новостью журналисты явились на праздник и старались выведать от молодых офицериков редакцию этой телеграммы. Не обратив особенного внимания на это ходатайство, юные офицеры, вероятно желая отделаться от докучливых писак, передали им текст телеграммы, исполненный не только ошибок, но и безграмотности. На другой день исправлявший обязанности начальника военно-походной канцелярии двоюродный мой брат Андрей Половцов показал Его Величеству искаженный текст его поздравления. Государь приказал оставить этот промах без всякого внимания. Между тем начальник Петербургского военного округа великий князь Николай Николаевич приехал в Семеновский полк, собрал не только офицеров, но и высшее начальство, то есть полкового, бригадного, дивизионного и корпусного командиров, стал кричать на них и грубо объявил, что не считает возможным служить с людьми, так непростительно относящимися к службе. Полковой командир Зуров тотчас объявил великому князю, что в такой выходке он, Зуров, видит для себя препятствие к продолжению службы и немедленно подал просьбу об отставке. Великий князь, разумеется, обо всем донес Государю, который вызвал Зурова и старался убедить его не покидать службы, но Зуров остался при заявлении, что великий князь нанес поругание его чести и что поэтому он, Зуров, не изменит принятого им решения.

Посланный[951] в качестве сенатора-ревизора второй сын графа К. И. Палена в Туркестанскую область принялся за порученное ему дело с чрезвычайной строгостью и в краткое время не только предал суду, но отрешил от должностей весьма большое число служивших там чиновников. Только что назначенный туда генерал-губернатором Мищенко старался уговорить Палена несколько уменьшить его суровость, доказывая, что для него, Мищенко, при таких порядках делается невозможным продолжать только что начатое им дело управления малоизвестной ему страной; Пален стоял на своем, и вскоре окончательно поссорившиеся представители власти обратились оба одновременно к Государю с просьбой об их увольнении. Государь, надеясь обоих склонить к заключению мира, послал обоим собственноручные письма по этому делу, но даже высочайшее вмешательство не помогло, и оба потентата остаются доселе на боевых один против другого позициях.

28 декабря. Заезжаю к Н. Балашеву. Остаюсь у него очень долго, выслушивая его рассказы. Он в душе добрый и честный человек, но безмерно высокого мнения о себе самом в противоположность его весьма невысокому росту. Будучи племянником князя Паскевича, женившись на дочери графа А. И. Шувалова, присовокупив к этому весьма большое состояние и весьма сильное желание дойти до «степеней высоких», он, не отличаясь ни обширными познаниями, ни какой бы то ни было служебной опытностью, состоит в числе членов Государственного совета по назначению. Возвышение это, как я слышал, последовало так: он был членом совета Министерства внутренних дел и носил одновременно весьма скромное придворное звание. При помощи графа Воронцова он внезапно попал в первые чины двора и, получив это отличие, обратился к князю с просьбой выпросить ему должность члена Государственного совета по той причине, что, получив звание первого чина двора, он не может оставаться долее членом совета Министерства внутренних дел. Неизменно любезный князь Мирский исполнил его желание, доложив о том Государю, который не отказал в своем согласии. Покладливый[952], незадорный, ничем особенно не отличающийся, Балашев вскоре снискал дружелюбное расположение своих товарищей и стал попадать во всякие комиссии, соглашаясь обыкновенно с мнением большинства. Об успехах своих на поприще законодательной деятельности он говорил весьма пространно, но, признаюсь, сообщил мне весьма мало нового, а подчас сильно ошибался в изложении юридических и исторических фактов и оценок.