Дневник, 1893–1909

В 9 часов заседание Финансового комитета на квартире у Сольского, в Гагаринской улице. Витте делает чрез Ротшильдов стомиллионный заем для погашения пятипроцентных железнодорожных облигаций.

Прошлой осенью, в бытность мою в Париже, я виделся с министром внутренних дел Дурново, который мне говорил, что, даже и находясь в Париже, он будто бы не перестает заниматься делами и в особенности делом об ограничении прав евреев, которое, по приказанию Государя, он, Дурново, обязан непременно внести в Государственный совет. На вопрос мой, почему дело, столь долго тянувшееся, необходимо должно теперь получить столь быстрое окончание, Дурново отвечает мне, что доселе министр финансов Витте останавливал Государя тем, что имел нужду в евреях, но что в последнее время Витте заявил Государю, что финансы приведены им, Витте, в такое блестящее положение, что ему, Витте, никакой более надобности в евреях нет.

Неискренность такого выражения подобострастия и желания понравиться Государю всего лучше доказывается тем, что на первых же днях нового царствования Витте заключает заем со всеми домами Ротшильдов.

Дело само по себе недурное, но обсуждение его в Финансовом комитете почти комичное. Всякого замечания Сольский боится, как огня, и всегда соглашается с министром. По делу о займе я настаиваю только на внешней форме указа, не допуская, чтобы правительство могло давать обещания, что не будет делать того или другого. Нахожу неуместной эту отрицательную форму.

По другим делам, в особенности по выпуску новых серий, стараюсь отстоять вред такой формы займа и необходимость консолидации его на продолжительное время с устранением характера денежных знаков, принадлежащего ныне «сериям». Витте, напротив, по недостатку финансового образования, дорожит этим характером и желает даже новым выпускам придать форму сторублевых билетов. Сверх того, он желает запретить вывоз таких билетов за границу, чтобы отнять у берлинской биржи материал для спекуляций. На этой спекуляции он совсем помешался.

Разумеется, его во всем поддерживают и Сольский, и государственный контролер[393], цитирующий лишь тексты из правил апостольских[394], и Вышнеградский, опасающийся лишь раскрытия его мошенничеств преемником, и два подвластные Витте наемные чиновника, носящие титул его товарищей. Какой это комитет — он не имеет ничего общего с комитетом в первоначальном его устройстве.

23 ноября. Среда. По приглашению Воронцова еду с ним охотиться на лосей в Вартемяш — имение П. Шувалова.

Воронцов совсем иной, чем прежде, нахмуренный, озабоченный, грустный. При всегдашней его молчаливости все-таки проскакивают кой-какие интересные факты, итог коих сводится к следующему. Государь хворал давно и, несомненно, переносил молчаливо большие физические страдания. Приближенных со времени переезда в Ливадию он не видал. Воронцов был позван в 8 часов утра в самый день смерти и оставался безвыходно при умиравшем, которому, однако, около одиннадцати часов сделалось лучше. Во втором часу жизнь прекратилась почти мгновенно при сохранении до последней минуты полного сознания.

Завещание до сих пор не найдено, и потому на днях должен возникнуть вопрос о наследовании в имуществе покойного. У него осталось лично ему принадлежащих капиталов около 4 миллионов и приблизительно столько же в купленных им имениях. Второму сыну, Георгию, Государь подарил имение [в] Орловской губернии, заплаченное[395] около 4 миллионов; дочь Ксения получила в приданое 2 миллиона и дом, заплаченный один миллион, но третий сын, Михаил, и вторая дочь, Ольга, ничего еще не получили. Возникает необходимость раздела оставшегося имущества. Из слов Воронцова я заметил, что вопрос этот он намерен решить единоличным своим докладом. Я тщетно силюсь доказать ему, что определение чьих бы то ни было гражданских прав должно быть сообразовано с гражданскими законами и что произвольное распоряжение молодого Государя внесет раздор и вражду, а по меньшей мере неудовольствие между членами семейства.

Выражение такого взгляда не по душе Воронцову.

Между прочим, Воронцов сознается, что он представил покойному Государю доклад об учреждении Инспекторского департамента Гражданского ведомства.

24 ноября. Четверг. Разговор со вновь назначенным управляющим Государственного банка[396], который, будучи не блестящим, но здравомыслящим человеком, весьма трезво смотрит на значительную долю увлечения и пересаливания, отличающих деятельность Витте, особливо в банковом деле.

В 2 часа у графини Монтебелло, очень милой и умной женщины, весьма приятно разговаривающей до той минуты, пока она не считает необходимым перед каким-нибудь второстепенным слушателем стать на посольские ходули.