Дневник 1939-1945

Вот те, кто не получил полной, окончательной инициации, но прикоснулся, предугадал ее: Виньи(?), Рембо(?), Аполлинер(?). Впечатление, что Нерваль, Гюго обрели посвящение во всей полноте, если воспринимать это слово в его глубинном, широком и религиозном, а не узко ритуальном и сектантском значении. Рембо предвидел драму, в конце которой приходишь либо к инициации, либо к самоубийству. Он боялся и того, и другого; может, потому-то он и бежал в дальние, экзотические страны. Но кому ведомо, что он думал, какие вынашивал замыслы, что сказал бы, если бы остался жив, если бы исцелился от своего преходящего помешательства, от своих меркантильных радостей? Дюкас прожил слишком короткую жизнь, чтобы соединить оба направления своего диалектического развития, обрести синтез "Мальдорора" и "Предисловия" к будущей книге стихов. Малларме наполовину укрылся в притворной или подлинной пустоте. Он отыскал как бы освобождение от инициации, сведя метафизическое и мистическое видение к "поэтическому вдохновению", к литературной разработке. Но тем не менее "Бросок костей", написанный в конце жизни, созвучен "Игитуру", написанному в начале. И он внутренне распознал Вилье, когда тот написал "Акселя". Бодлер чуть соприкоснулся с инициацией.

1 Роман этот, из которого Дриё напишет только четыре первые части, получит название "Воспоминания Дирка Распе".

Вилье тоже словно бы отказался от нее или, верней, утаил ее. Не скрывал ли ее Барбе под католицизмом? Блуа что-то о ней знал, его пристрастие к св. Иоанну доказывает это. Клодель устранился от нее с присущей ему осторожностью служителя официальной христианской философии. Аполлинер играл с нею. Бретон уперся в своей мирской, атеистической недоверчивости, решив, что не сможет вести себя в недрах оккультизма так же, как ведет себя с Богом. Неужели Лоу-ренс ничего не посгиг в Аравии? А вот другой Лоуренс определенно что-то знал. На Ван Гога под конец его нравственных поисков снизошло что-то вроде физического озарения, и он не смог этого вынести. Ницше тоже не смог вынести ослепляющего света высшего откровения: Бога нет, я есть Бог, следовательно, есть только я!

Этот ослепительный свет обжигает глаза человека Запада, который не может оставаться один. Некоторые переступили этот порог: есть я один, но ничего из того, что является мной, не существует, а то, что сверкает и лучится среди одиночества, это то, что во мне не является мной, а есть "Я", есть Бог. Но Бог вовсе не то, что просто существует, это то, что есть, и то, чего нет, бытие и небытие, и еще нечто иное, нежели бытие и небытие. Аминь.

2 августа

На что может надеяться Гитлер? На то же, на что надеялся Наполеон в 1813, 1814 и даже в 1815 году - а может, и позже. Когда человек одержим какой-либо великой жаждой, как он может избавиться от нее: он такой, потому что у него никогда не было силы смириться. И несомненно немцы, во всяком случае народ, по-прежнему привязаны к нему, потому что он остается олицетворением их судьбы точно так же, как это было с Наполеоном и французами. Ведь до Наполеона французы жаждали именно того, что он хотел им дать. Гитлер и Наполеон являются выражением жажды, веры и бессилия людей, их надежды и их безнадежности. Отвергнуть его они могут лишь в последний миг, когда уже бывает слишком поздно. А что до полковников графов фон Штауффенбергов, то имя им легион. Злобному бессилию этой касты в Европе уже лет сто, а то и все двести. В ней слилось все, что дискредитировало, принизило, подорвало, растлило, покрыло позором дворянство. Она за это была и будет еще покарана.

Вильгельм II был предварительной карикатурой Гитлера, но как явление Гитлер - это всего лишь сверхВильгельм II; сверхлюди вовсе не являются сверхчеловеками. Как таковые великие люди в конечном счете являются всего лишь усредненными великими людьми, точным выражением своего класса, пока еще сплоченного и способного обуздывать себя: Ришелье, Питты, Бисмарк. Пока еще жизнесопобного дворянства. Что олицетворяет Сталин? Это также усредненный великий человек, он победил Ленина в главном испытании и, вне всяких сомнений, победил бы его, даже если бы тот был жив; естественно, он избавился от наивного интеллектуала Троцкого - простонародного Шатобриа-на - и теперь побеждает Гитлера. В чем слабость Гитлера? Не в нем самом, она в Германии, имеющей такое неудачное географическое положение, расположенной в исчерпавшей себя, одряхлевшей Европе. Его недостатки - всего лишь отчаянная реакция на неотвратимое окружающее бессилие.

Как у человека, у Сталина несправедливое преимущество над Гитлером: он олицетворяет народ, который гораздо нравственней, моложе, многочисленней, богаче; это придает ему веса, уравновешенности, позволяет сдерживать страсти. Похоже, он не является артистической натурой вроде Кромвеля, Гитлера, Наполеона или Цезаря, это, скорей, тип Августа. Я был прав в 1934 г., когда написал в "НРФ", что н<ационал)-соц<иализм) является раздраженной реакцией Германии, которая чувствует себя постаревшей и умалившейся перед лицом поднимающегося славянского гения.