Дневник 1939-1945

Бор(дле)      Ов(ернь)      Дофине      Лангедок

Монтень      Паскаль      Бейль      Конт

Монтескье      Шамфор      Валери

Баррес(?)

27 января

Не работаю. Ограничиваюсь тем, что иногда в течение получаса правлю то, что было написано раньше. Читаю и жду. Рано или поздно я умру Я не верю в литературу и считаю, что время литературы прошло. Даже если предположить, что коммунисты не убьют меня в первый же момент, я не вижу, что бы я мог делать в...*

Сейчас, прочитав Беркли, перечитываю "Мир как в(оля> и п(редставление)".1 Я уже читал это произведение в 1940 г. во время всеобщего драпа в Рок-Ка-жеак - происходило это в очаровательном саду напротив островерхого холма: поразительный и победительный контраст с жалкими конвульсиями вокруг. А прежде читал ли я его?

"Субъект - тот, кто познает и остается непознанным". Вот фраза, прояснившая мне все, что я читал из индийской философии. Буддисты говорят: "Души не существует, существует только последовательность ощущений. И тем не менее существует скорбь. И тем не менее есть в нас нечто, что способно уничтожить скорбь". Это нечто - субъект, который остается непознанным - а для тела является "непосредственным объектом".

Отцы!

Пров(анс)

Масийон!

Моррас

Тьер

Ривароль

Иностранцы: Рец (Париж)

Золя (Юг) Ж. Сайд Аполлинер Лотреамон (Тарб)

1 Шопенгауэра (1819).

* Данный текст написан Дриё по-английски.

Как пробудился немецкий гений после первого контакта с обретенной арийской мыслью. И как я близок к этому, до чего это волнующе; во всей английской философии нет подобного возбуждающего акцента, а вот в поэзии есть. Спиритуалист и идеалист Беркли так же зауряден - в определенном смысле, как Юм, Локк или Гоббс.

Несчастная Европа, расколотая, гибнущая. Ты призвала американцев и русских. И теперь ты попрана, обречена на страшнейшие разрушения, страшнейшие муки - и это бесповоротно - Европа = Греция.

1 февраля

Признак постарения, который я отмечаю уже давно: увеличиваются уши. С годами человек демонстрирует, что он всего лишь осел.

- Русские приближаются к Берлину.1 Гитлер произнес речь. Англичане последуют за нами в нашем крушении.2

3 февраля

Вот уже несколько лет, как мне надоела политика: в этой области то, что мы именуем человеческой глупостью, проявляет себя с каким-то чудовищным наслаждением. (Что с метафизической точки зрения означает человеческая глупость? Глупость мира, глупость исхождения... или глупость творения(!) Глупость Бога.) И тем не менее я всегда хоть немного, но занимался ею. Из лености, из недостатка глубокомыслия, по профессиональной привычке (честное слово!). Теперь я понимаю ответ Барреса, когда я поинтересовал-

Последние защитники Берлина капитулировали только 2 мая. См. Приложение I, с. 549.

ся у него: "Как вы могли отдавать этому долгие годы?" - "Когда попишешь часа два-три, начинаешь испытывать к себе отвращение. И что дальше? Остаются только дамы и вот это. На дам положим еще два или три часа. Чем прикажете заниматься остальное время?"

Так это? Частенько в разговорах я переходил на политику с такой же легкостью, как перешел бы к партии в карты. Очень немного людей, с которыми можно говорить о чем-то другом: до того они невежественны либо замкнулись на каком-то пятачке культуры - чересчур "специализировались", как говорится на нынешнем гнусном жаргоне.

Это забавно, как игра в шарады. Что будет? Я высказывал предположения, гипотезы, пророчества. Разумеется, я много ошибался. В отношении русских еще больше, чем в отношении немцев. Но не насчет французов.

Занятий религиями, философией, историей, литературой мне недостаточно - или, скорей, я недостаточен для них: мне требуется разнообразие.

Я хотел быть всесторонним человеком, а не просто кабинетной крысой, но также и воином, который принимает на себя ответственность, получает и наносит удары. Безусловно. Но в этом желании столько же тщеславия, сколько и мужества. И я неизменно буду сожалеть, что в последние годы не занял место, которое так и осталось пустым: место денди, неукоснительного нонкоформиста, отвергающего благоглупости, откуда бы они ни исходили, и демонстрирующего сдержанно, но неколебимо кощунственную безучастность. Нечто среднее между Бодлером и Ренаном, Р(еми) де Гурмоном и Малларме. Но в 1870 г. все они потеряли голову. А Бодлер, потерявший голову в 1848 г.,1 не потерял бы ее опять и в 1870?

В позиции денди меня смущает и отвращает от нее скрытый пуританизм; noli me tangere;2 абстрагируешься от жизни, дел, оплошностей. Вообще для меня предпочтительней скатиться в грязь вместе со всеми... Но не настолько, есть вещи, которых я никогда не говорил, сомнительные мысли, которые никогда не посещали меня. И, в конечном счете, я отношусь к happy few,1 к тем немногим, которые пришли к коллаборационизму не ради сотрудничества, а чтобы не оказаться в стаде, истекающем страхом и ненавистью.