Дневник. 1956-1959

— I am soviet Russian… — Но, видимо, я выговаривал слово «Russian» плохо, т. к. меня не понимали. Нашелся какой-то знаток русского языка, от которого я услышал недоумение:

— Целоваться? При чем тут целоваться?

(Он говорил это по-русски).

Тогда я в отчаяние сказал:

— I am soviet russ!

И меня поняли! Веселая, хохочущая толпа окружила меня. Меня повели по каким-то закоулкам, показывали мне какие-то свои достопримечательности, среди которых были две очень плохих мозаичных картины на стенах. На одной я узнал плохо нарисованного Теккерея среди других персонажей, а на другой почему-то на земле изображена была одна голова Диккенса.

Я разговаривал! Очень плохо, но я объяснялся, строил фразы, которые не всегда выходили за недостатком слов, которые я не могу вспомнить. Я жалел, что со мной нет словарика…

Какая-то леди из простых пригласила меня обедать. Сначала я отказывался, потом согласился. Не скрою, у меня проскользнула лукавая мысль о валюте, которую я сэкономлю.

Меня эта женщина посадила у маленького столика, где стояли сковородка или блюдо с котлетками и жареной картошкой. Она посадила меня на коротенькую скамейку такой же высоты, как столик, и скамейка все время перевешивалась под моей тяжестью, т. к. я должен был садиться на ее край. Пока я вразумил хозяйку, как поставить скамейку — я проснулся!

Хотел идти к Виве с Мусей, разбудить их и рассказать этот изумительный сон, но решил лучше записать его. Записал коряво, глаза режет и они слипаются, но все равно, пусть будет и так.

Главное — и это еще раз — то счастье, которое я испытал идя по давным

давно знакомому и узнаваемому Лондону. Какое это было счастье!..

А как были дружелюбны и любезны со мной все эти простые люди, похожие на матросов и грузчиков, как ласково и весело они вели меня. Разве могли быть они моими врагами? Ни за что на свете!..

12, четверг.

Сегодня послал Гуревич переработанный диафильм. В переработке много помог Владимирский.

Над «Путешественниками» не работал несколько дней, сегодня начинаю снова.

16, понедельник.

Сдал в перепечатку первую половину «Путешественников».

22, воскресенье.

Начал вычитку рукописи «Пут[ешественни]ков» после машинки. Получил из Минска верстку «Волшебника». Там работают

оперативнее. Начал читать.

Как обидна эта история с глазом…

В четверг, 19-III, был на консультации 4 профессора-глазника. «Ничего угрожающего — помутнения стекловидного тела». А проклятое пятно все мечется предо мной!

24 марта.

Отправил в Минск выправленную корректуру «Волшебника».

Апрель

1, среда.

Сдал в Детгиз два экземпляра «Путешественников». Все-таки успел к сроку, хотя машинистки сдали мне последний кусок рукописи (108 стр.) только вчера вечером. Половину просмотрел вчера, вторую сегодня с 8 часов утра.

Положение осложнялось еще тем, что Муся в больнице, и мне приходится смотреть за ребятами. Я с ними ежедневно решаю популярную задачу «О волке, козе и капусте».

Но теперь рукопись сдана, и можно на время отдохнуть от литературной работы.

Глаз ничуть не лучше, а в больницу ходить не могу…

3, пятница.

Звонил Новиков, на днях пришлют договор на «Урфина Джюса». Книга поставлена в основной план этого года, но, конечно, ее не успеют выпустить в этому году.

Я сказал ему, что получил из Минска корректуру «Волшебника», это известие подействовало на Н[овикова] весьма неприятно, он обещал поднять в изд[ательст]ве тревогу.

В тот же день обо всем этом узнал Владимирский и пришел смотреть рисунки. Они ему не понравились (как и мне).

Вл[адимирский] сообщил, что второй вариант диафильма в основном утвержден, и ему

уже поручили делать рисунки.

10, пятница.

С понедельника езжу в поликлинику на процедуры: ионизацию глаза со стекловидным телом и уколы того же препарата. Пока еще никакого улучшения. Вчерашний укол в верхнюю часть ляжки сделал меня инвалидом — я еле-еле ковылял.

Муся все еще в больнице, завтра будет две недели.

Май.

7, четверг.

Очень редко я теперь обращаюсь к у. Литер[атурной] работой не занимаюсь, влачу существование со дня на день. Закончил 27 апр[еля] второй цикл процедур — пользы никакой. Ездил на рыбалку в Усолье, как всегда, в майские дни, целый дни напряженно всматривался в маленький поплавок, но, как кажется, зрению это не повредило.

Сейчас читаю по 3–4 часа в день прекрасную книгу А. Бруштейн «Дорога уходит в даль». Не могу без чтения…

Сегодня звонила Г.Ф. Ермоленко — ею прочтены гранки «Земли и неба» для нерусских школ.

Получил письмо от Анатолия, он не приедет. Предлагает мне ехать одному на июнь, когда наилучшая рыбалка.

8, пятница.

Был в Детгизе и «Сов[етской] России».

В редакции для нерусских школ внес в гранки новые уточненные данные о советских искусственных спутниках Земли. Вероятно, скоро будет готова верстка «Земли и неба».

Был у З.С. Кармановой. Она прочитала четвертую часть «Пут[ешественни]ков». После прочтения обещает одобрить книгу и дать свои замечания, чтобы я мог взять рукопись в Пермь и там поработать.

Заходил в редакцию «Круглого года». Мои статьи приняты, иллюстрируются.