Дневник. 1956-1959

Ермоленко предлагает мне написать на «З[емлю] и н[ебо]» положительную рецензию для газеты, чтобы она потом была помещена в К.-н. газете, но я на это, конечно, не пойду. Звонил Шманкевичу, он тоже, как будто, не склонен писать рецензию. Что ж, пусть Детгиз находит другие пути к продвижению книги. Могли бы, например, написать в ЦК и обкомы комсомола национ[альных] республик, книга ведь полезна для развития атеистического мировоззрения.

Шманкевич купил поддержанного «Москвича»

17, пятница.

В 11 часов поехал в Москву. Был в поликлинике у глазного врача Г.А. Яровенко. Она опять прописала мне дионин и пилокарпин. Изменений в остроте зрения нет, с мушками и пятнами попрежнему. Г.А. послала меня к терапевту Якову Израилевичу Канторовичу измерить кровяное давление. Канторович, старый опытный врач моих лет изумил меня тем, что, не обследуя, заявил: «У вас эмфизема, я вижу это по цвету губ!»

Вот это врач! Я тут же решил лечиться у него с осени и сказал ему об этом. «У вас недостаток кислорода в крови, применим к вам оксигенотерапию»,

Давление у меня он нашел «идеальным» — 80 и 130. Я рассказал ему, как мы с Анатолием догоняли поезд, он на такие вещи смотрит отрицательно.

Вечером работал над «Путешественниками», перепечатал половину вставок.

Разговаривал с Петровским. Он недоволен, что гонорар за словари всего от 800 до 1500 р. за лист.

— Я четыре раза ездил в Москву, потратил по две тысячи. да еще шкаф купил для картотеки, потому что какая же картотека без шкафа… И на бумагу сколько истратил (!!)

Мне стало смешно, и я сказал:

— Надеюсь, ты редактору об этом не говорил.

С полной серьезностью:

— Почему же не говорить? Конечно, говорил.

Ну и умница!

18, суббота.

Встал в шесть утра и принялся за работу. Закончил перепечатку вставок и вклейку их часам к 12, а тут как раз мне принесли пенсию, и я мог отправиться в Детгиз.

Отдал З.С. Кармановой рукопись «Пут[ешественни]ков и сказал, что не написал газету за 2001 год, как мы с ней уславливались. Но она отнеслась к этому спокойно. «М. б., обойдемся и без фантастики». Обещала написать мне через 2–3 недели.

В коридоре встретил М.М. Калакуцкую. Она от книги «в диком восторге», как выражается мой друг Ефим. Считает, что там ничего не нужно переделывать. И оказывается, книга уже одобрена и отдана на иллюстрацию почему-то ленинградскому художнику.

Майя, конечно, не считает книгу идеальной и говорит о переделках. Она намерена теперь же начать редактировать книгу. Говорим о том, что хорошо бы дать книге заглавие «След за кармой» вместо «Голубых дорог». Неизвестно только, согласится ли на это Книготорг, это «чудище обло, озорно, стозевно и лаяй». Надо тогда хоть в заголовке вставить для связи выражение «Голубые дороги». Напр. «повесть о покорителях голубых дорог» или что-нибудь в этом роде. Майя просила также написать аннотацию на книгу размером в страничку на машинке. Я обещал это сделать, но на даче нет рукописи, придется опять ехать в город.

Заходил к Ермоленко, узнал, что издание «Земли и неба» перенесено на будущий год, хотя книга готова к печати.

С.М. Пономарева очень зазывала меня зайти в историческую редакцию, сетовала, что я для них не пишу.

Начал перечитывать книгу Марка Твена «Налегке». В издании Пантелеева она называл «Выдержал, или попривык и вынес», а у Сойкина «Пережитое». Снова смеюсь над шутками и выдумками, которые смешили меня больше сорока лет назад. Жаль только, что в книге нет иллюстраций, это очень ее обедняет.

20, понедельник.

«В поисках сокровища»

Литературный сон.

Утром, около 5 часов, мне снилось, что какой-то парень повел меня посмотреть останки разбившегося французского корабля (кажется, из Марселя), в трюме которого было много серебряной мелкой монеты.

Мы довольно быстро пришли на берег моря. Там был берег вроде того, что у Никитиной ямы, и под обрывом неприветливо шумели и плескались небольшие волны. Потом мы свернули влево и прошли через какой-то дом, до того неказистый и пустой, что я принял его за сарай. Дальше мы прошли через хлев и оказались около русской печи, где какие-то люди пекли хлеб. Хлебопеки жаловались, что хлеб у них никак не выходит, а я с железной логикой сна объяснил им это тем, что, очевидно, из обломков корабля, скрытых как раз под печью, выходит какая-нибудь кислота или газ.

Мне хотелось посмотреть хоть одно су из клада, но сделать этого не удалось. Выяснилось, что надо убирать всю печь для раскопок клада, потому что если подрывать с одного бока, то печь завалится.

Мы пошли обратно другим путем, по мелководному заливу, составлявшему улицу меж двух рядов домов. Вода была такая синяя и теплая, что я уже увидел себя плывущим на спине (видимо, перед этим я разделся), и это был так приятно, что я пожалел покидать эти места.

«Надо послать домой телеграмму, что я задержусь», — подумал я.

Но в это время откуда-то вывернулся легковой автомобиль (повидимому, открытый), где сидели Вива, Муся и еще кто-то, а правил не то Адик, не то какой-то [нрзб: потроссок?].