Читаем Дневник.2007. Первая половина полностью

После защиты Евгений Юрьевич Сидоров на кафедре много интересного рассказал о своей жизни министра. Попозже бы вспомнить и к этому вернуться.

22 марта, четверг.Весь день до пяти часов сидел дома, а потом поехал в английское посольство на Смоленской набережной. Это тот самый дом в конструктивистском духе, на который я давно уже с интересом поглядывал. У В.С. сегодня в гостях Алла, присмотрит.

На прием я попал благодаря приглашению нашего выпускника Олега Борушко. Он бывал у меня несколько раз, и его идею устроить фестиваль для русских и русско-говорящих поэтов, живущих в Европе и в других регионах, где, конечно, главенствует Израиль, я нашел превосходной. Говорят и пишут по-русски, но что поделаешь, если живут там, хотя мне это не очень нравится. О фестивале я слышал и от Лени Колпакова и от Юры Полякова, оба побывали на нем в жюри. Уровень очень низкий, но ведь дело не в этом. С их легкой руки я даже был номинатором Олега на премию «Хрустальная роза». Дали ему диплом и наградили медалью.

Прием был посвящен презентации пятого фестиваля «Пушкин в Британии». Что здесь знаменательного? Все было очень мило, но мой опытный взгляд обнаружил, как Олег превратил все это в прием в его честь! Он долго говорил, все время подчеркивая, что фестиваль проводится за его счет. Впрочем, сейчас он, кажется, крепко прибился к кассе федерального агентства по культуре и к английским спонсорам и властям – все хотят демонстрировать дружбу и заставить своих новых граждан заниматься чем-то культурным, помимо воровства и политики. Занятно новое, пятое, жюри, которое объявил Борушко: Римма Казакова, Вктор Ерофеев, Юрий Поляков, Лев Аннинский, Владимир Бондаренко, Михаил Попов, Мария Гордон, Гай Фридман, Данила Шарапов, Олег Борушко. Кажется, это тот американский Фридман, специалист по Эрдману, о котором мне рассказывала Соня. У меня, пожалуй, относительно каждого есть своя характеристика и почти каждый замечен в сервильности. Две последние фигуры в этом списке находятся в отношениях отца и сына. Вот так все и протекало в границах небольшого, но сытного междусобоя. Я даже немножко разозлился и в какой-то момент просто сунул ему медаль в руки. Торжественно вручать, доставать где-то микрофон, пока герой приема будет разыгрывать счастливое недоумение, у меня не хватило терпения. Леня меня одобрил.

23 марта, пятница. Мне кажется, В.С. уже полностью восстановилась. По крайней мере, с речью у нее лучше, чем перед болезнью, уже почти нет слов, которые бы она вспоминала с трудом.

Утром на машине поехал в институт: Витя должен поменять зимнюю резину на летнюю и вернуться домой. Я уже привык ездить на метро, это сильно экономит время; как обычно, во время этих поездок я много читаю.

В институте кое-что сделал по кафедре, взял в библиотеке два тома Кюстина и «Материалы к биографии Бориса Пастернака». Казалось бы, для меня тема закрыта, но дело в том, что утром во вступительной статье Солнцевой к томику Сергея Клычкова я наткнулся на показавшуюся мне сначала странной фразу: «…Сурков, готовя третий пленум правления Союза советских писателей, писал Горькому в ноябре 1935 года о необходимости пересмотра оценок, данных поэтам на Первом съезде писателей: ведь Клюев, Клычков и Мандельштам – «советские только по паспорту». Здесь же дана сноска на «Материалы». Захотелось проверить. Это что же получается, в недрах самого писательского сообщества подготавливалась «сдача» наиболее способных и авторитетных конкурентов? Клычкова посадили, если мне не изменяет память, в 37-м, а Клюева внезапно взяли, когда у него уже заканчивался срок высылки, тоже примерно тогда же, почти такая же история с Мандельштамом. Не очень во все это верилось, но факты… Я уж не говорю о письме Ставского по поводу Мандельштама прямо в органы и рецензии прозаика Павленко на поэта. Захотелось посмотреть источник цитирования. Эти слова в «Материалах» есть, правда без кавычек.

Пока был в институте, написал письмо Авербуху, которое пошлю по электронной почте, и небольшое письмо Т.В. Дорониной.

Дорогая Татьяна Васильевна!

Письмо мое будет коротеньким, но тем не менее не могу не высказать своего впечатления.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное