Дневник

Вот он, Франсиско Гойя, отравленный свинцом, что содержался в его ярких красках. В цветах, которые он выскребал из чанов и наносил на холст пальцами, пока не заболел свинцовой энцефалопатией, ведущей к глухоте, депрессии и сумасшествию. Вот его картина: Сатурн пожирает собственных детей. Мутное черное месиво вокруг пучеглазого гиганта, откусывающего руки у безголового трупа. На белом поле страницы кто-то написал:

– Если ты это нашла, ты все еще можешь спастись.

Подпись: Констанс Бёртон.

В следующей книге французский живописец Ватто изображает себя бледным, тщедушным гитаристом, умирающим от туберкулеза, как сам Ватто в реальной жизни. Поперек голубого неба над гитаристом написаны слова:

– Не пиши им никаких картин.

Подпись: Констанс Бёртон.

Чтобы устроить себе проверку, твоя жена идет через библиотеку, мимо старой библиотекарши, глядящей на нее сквозь маленькие круглые очки в черной проволочной оправе. В руках у Мисти книги о Ватто, Гойе и камере обскура – все они раскрыты и сложены стопкой, обложка одной между страниц другой. Табби поднимает взгляд из-за стола, заваленного детскими книжками. В отделе художественной литературы Мисти вновь закрывает глаза и бредет, ведя пальцами по ветхим корешкам. Наугад она останавливается и вытаскивает книгу.

Это книга о Джонатане Свифте, о том, как у него развился синдром Меньера и как его жизнь погубили головокружение и глухота. От горечи он написал свои мрачные сатиры «Путешествия Гулливера» и «Скромное предложение», в которой подсказывал, что британцы могут выжить, поедая неудержимо растущие толпы детей-ирландцев. Его лучшее творение.

Книга сама собой раскрывается на странице, где кто-то написал:

– Они заставят тебя убить всех детей Божьих, чтобы спасти своих собственных.

Подпись: Мора Кинкейд.

Твоя жена, она втискивает эту новую книгу в предыдущую и вновь зажмуривается. Неся свою охапку книг, она протягивает руку, чтобы нащупать следующую книгу. Мисти перебирает пальцами корешок за корешком. Ее глаза закрыты, она ступает вперед – и будто наталкивается на мягкую стену и запах тальковой гигиенической пудры. Открыв глаза, она видит красную помаду на белом напудренном лице. Зеленая кепка без верха поперек лба, над нею копна седых курчавых волос. На кепке надпись: «Позвони 1-800-555-1785 и Получишь Полное Удовлетворение».

Под козырьком – очки в черной проволочной оправе. Твидовый костюм.

– Прошу прощения, – раздается голос, и это миссис Терримор, библиотекарша. Она стоит стеной, скрестив руки на груди.

И Мисти отступает на шаг.

Красная помада говорит:

– Я была бы очень признательна, если бы вы не портили книги, вот так вот запихивая одну в другую.

Бедная Мисти, она говорит, что ей очень жаль. Вечный изгой, она идет, чтобы сложить книги на стол.

И миссис Терримор, растопырив пальцы, вцепившись в книги, она говорит:

– Пожалуйста, дайте я поставлю их обратно на полку. Пожалуйста.

Мисти говорит, пока нет. Она говорит, что хотела бы их пролистать, и пока две женщины борются за охапку, одна книга выскальзывает и плашмя падает на пол. Звонко, будто пощечина. Она раскрывается на том месте, где можно прочесть: «Не пиши им никаких картин».

И миссис Терримор говорит:

– Боюсь, эти книги только для чтения в читальном зале.

И Мисти говорит:

– Нет. Не все.

В книге на полу написано: «Если ты это нашла, ты все еще можешь спастись».

Сквозь очки в черной проволочной оправе библиотекарша видит это и говорит:

– Вечное вредительство. Каждый год по новой.

Она смотрит на высокие часы в темном ореховом корпусе и говорит:

– Что ж, если вы не возражаете, сегодня мы закроемся пораньше.

Она сверяет свои наручные часы с высокими и говорит:

– Мы закрылись десять минут назад.

Табби уже пролистала свои книжки. Она стоит у парадной двери и зовет в нетерпении:

– Мам, поторопись. Тебе пора на работу.

А библиотекарша роется в кармане своего твидового пиджака и достает оттуда здоровенный розовый ластик.

7 июля

Витражные окна островной церкви… Мелкое белое отребье Мисти Мэри Кляйнман, она рисовала их еще до того, как научилась читать и писать. До того, как впервые увидела настоящий витраж. Она никогда не бывала в церкви, никогда, ни в одной. Мелкая безбожница Мисти Кляйнман, она рисовала надгробные камни деревенского кладбища, что на Уэйтенси-Пойнт, рисовала даты и эпитафии, еще не зная, что они состоят из чисел и слов.

И теперь, отсиживая здесь церковные службы, она с трудом припоминает, что воображала, а что увидела взаправду, лишь приехав сюда. Пурпурная напрестольная пелена. Толстые деревянные стропила, черные от лака.

Именно их она и воображала, когда была маленькой. Быть того не может.

Грейс рядом с ней на скамье, молится. Табби по левую руку от Грейс, обе преклоняют колени. Складывают ладони.

Голос Грейс – глаза ее закрыты, губы шепчут в щель между ладонями, – она говорит:

– Прошу тебя, пусть моя невестка вернется к живописи, которую так любит. Прошу тебя, не дай ей похоронить великолепный талант, которым ты ее одарил…

Вокруг них каждое островное семейство бормочет свои молитвы.