Дневник

За спиной у них кто-то шепчет:

– …прошу тебя, Господи, дай жене Питера то, без чего она не может начать творить…

Еще один голос – старушенция Питерсен – молится:

– …пусть Мисти спасет нас, прежде чем пришельцы вконец обнаглеют…

Даже Табита, дочь твоя, шепчет:

– Боже, заставь мою маму собраться и взять в руки кисть…

Все восковые фигуры острова Уэйтенси стоят на коленях вокруг Мисти. Тапперы, Бёртоны и Нимены, все они закрыли глаза, сплели пальцы и просят Господа заставить ее рисовать. Все они думают, что у нее есть какой-то таинственный дар, способный их всех спасти.

А Мисти, твоя бедная жена, единственный нормальный человек среди собравшихся, она хочет лишь… ну, она хочет выпить.

Пара порций спиртного. Пара таблеток аспирина. Повторить.

Ей хочется крикнуть, чтоб все заткнулись и подавились своими чертовыми молитвами.

Если ты уже немолода и понимаешь, что никогда не станешь знаменитой, признанной художницей, какой мечтала быть, никогда не напишешь картину, которая тронет и вдохновит людей, действительно тронет, взволнует их и изменит их жизнь… Потому что у тебя просто нет таланта. У тебя нет фантазии и вдохновения. У тебя нет того, без чего не создать шедевра. Если ты сознаешь, что у тебя в этюднике – одни лишь напыщенные каменные дома и огромные, как подушка, мягкие цветники, неприкрашенные мечты девчонки из Текумсе-лейк, штат Джорджия, – если ты понимаешь, что любая твоя картина лишь добавит посредственного говна миру, и без того погребенному посредственным говном… Если ты сознаешь, что тебе уже пятый десяток и ты исчерпала свой Богом данный потенциал – что ж, твое здоровье.

Намахнули. Вздрогнули.

Большего счастья тебе не светит.

Если ты сознаешь, что тебе никак, ну никак не создать для своей дочурки лучших условий жизни – черт, да тебе не дать ей даже того, что дала тебе твоя трейлерно-парковая мамаша, – а это значит, никакого ей университета, никакого ей художественного колледжа, никаких сладких грез, ничего, кроме грязных столиков, как у тебя самой…

Что ж, пей до дна.

Таков каждый день в жизни Мисти Мэри Уилмот, королевы рабов.

Мора Кинкейд?

Констанс Бёртон?

Уэйтенсийская школа живописи. Они были другими, родились другими. Художницы, которым все так легко давалось. Соль в том, что у некоторых имеется талант, но у большинства его нет. Мы, большинство, – не видать нам до самой смерти ни славы, ни поблажек. Люди вроде бедной Мисти Мэри, они – узколобые, ограниченные, тупицы, не настолько увечные, впрочем, чтоб парковаться на стоянке для инвалидов. Или участвовать в Особых Олимпийских играх. Они лишь платят все налоги до единого, но не получают индивидуального меню в стейк-хаусе. Душевой кабины для больных гигантизмом. Специального сиденья в передней части автобуса. У них нет политического лобби.

Нет, удел твоей жены – аплодировать другим.

В художественном колледже одна Мистина знакомая взбивала в миксере мокрый бетон, пока мотор не выгорел тучей горького дыма. Так она высказалась о судьбе домохозяек. Сейчас эта девушка наверняка живет в пентхаусе, поедая органический йогурт. Она богата и сидит в позе лотоса.

Другая Мистина знакомая по колледжу играла трехактную пьесу с куклами в полости рта. Это были крохотные костюмы, надевавшиеся на язык. Она держала сменные костюмы за щекой, как за кулисой. В антрактах она просто-напросто смыкала губы – опускала занавес. Зубы ее были огнями рампы и дугой просцениума. Она надевала на язык костюм за костюмом. По окончании трехактной пьесы у нее вокруг рта красовались «растяжки». Так безобразно растягивалась ее круговая мышца рта.

Однажды вечером, исполняя в выставочной галерее лилипутскую версию «Величайшей из рассказанных историй»,[25] эта девушка едва не подавилась насмерть, когда крохотный верблюд попал ей в горло. Нынче она наверняка катается в грантах, что твой сыр в масле.

Питер с его похвалами всем прелестным Мистиным домикам, он был так не прав. Питер, сказавший, что она должна укрыться от всех на острове и писать только то, что любит, – это был совет мудацкий.

Твой совет, твои похвалы были всегда мудацкими.

По твоим словам, Мора Кинкейд двадцать лет мыла рыбу на консервном заводе. Она учила своих детишек какать в горшок, полола свой садик, а однажды вдруг села и написала шедевр. Вот сука. Без диплома, без занятий в мастерской прославилась навеки. Ее любят миллионы людей, которых она никогда не встретит.

Для протокола: погода сегодня горька, со случайными вспышками ревнивого гнева.

Просто чтобы ты знал, Питер: твоя мать по-прежнему сука. Она работает неполный день на контору, которая подбирает для людей фарфоровые сервизы, стоит их посуде слегка побиться. Она случайно услышала, как одна богатая летняя женщина – загорелый скелетик в трикотажном шелковом пастельном платьице – сказала, сидя за ленчем:

– Какой смысл быть богатым на этом острове, если здесь нечего купить?

Услышав это, Грейс принялась допекать твою жену: рисуй. Дай людям то, из-за чего они будут драться, вопя: «Мое!» Будто Мисти может вынуть шедевр из задницы и вернуть Уилмотам их состояние.