Дневник

Ее шаги удаляются, и слышен щелчок – открывается дверь в коридор. На мгновение тревога становится громче – пронзительно дребезжит, как звонок на перемену в Таббиной школе. Как в Мистиной старой начальной школе, в Текумсе-лейк. Звонок снова становится глуше, когда Грейс захлопывает дверь за собой. Она не запирает ее.

Но Мисти продолжает работать.

Ее мамаша в Текумсе-лейк… когда Мисти сказала ей, что, может быть, выйдет замуж за Питера Уилмота и переедет на остров Уэйтенси – ее мамаша ответила, что в основе любого крупного капитала лежат ложь и боль. Чем крупнее капитал, тем больше людей из-за него пострадало. Богатые, сказала мамаша, в первый раз женятся только для размножения. Она спросила, действительно ли Мисти хочет провести весь остаток жизни в окружении подобных подонков?

Мамаша спросила:

– Ты что, больше не хочешь быть художницей?

Для протокола: Мисти ответила «держи карман шире».

И не то чтобы Мисти так уж любила Питера. Мисти сама не понимала, что происходит. Она просто не могла заставить себя вернуться домой, в тот трейлерный поселок, больше не могла.

Может, это просто работа такая у дочки – злить и расстраивать мать.

В художественном колледже этому не учат.

Пожарная тревога все звенит и звенит.

Питер и Мисти сбежали на остров в рождественские каникулы. Всю ту неделю Мисти злорадствовала: пусть мамаша понервничает. Священник взглянул на Питера и сказал:

– Улыбнись, сынок. А то ты выглядишь так, будто сейчас тебя должны расстрелять.

Ее мамаша позвонила в колледж. Она обзвонила все местные больницы. В каком-то морге была мертвая женщина, молодая женщина – ее нашли голой в канаве со ста ножевыми ранениями в живот. Мистина мамаша, она провела все Рождество за рулем, проехала три округа, чтобы взглянуть на искалеченный труп этой бедной Джейн Доу.[46] В тот момент, когда Питер и Мисти торжественно шли по проходу между рядами Уэйтенсийской церкви, ее мамаша, задержав дыхание, наблюдала за тем, как полицейский детектив расстегивает «молнию» на мешке с трупом.

Тогда, в той предыдущей жизни, Мисти позвонила мамаше – через пару дней после Рождества. Сидя в Уилмот-хаусе за запертой дверью, Мисти перебирала помоечную бижутерию, которую Питер подарил ей во время ухаживания, все эти стразы и фальшивые жемчужины. Она успела выслушать на автоответчике дюжину полных паники сообщений. Когда Мисти наконец скрепя сердце набрала их номер в Текумселейк, мамаша просто повесила трубку.

Подумаешь, важность. Мисти всплакнула и больше туда никогда не звонила.

Она уже чувствовала себя как дома на острове Уэйтенси – дался ей какой-то там трейлер.

Пожарная тревога все звенит и звенит, и кто-то говорит из-за двери:

– Мисти? Мисти Мэри?

Стук. Голос был мужской.

И Мисти говорит:

– Да?

Звонок становится громче. Дверь открывается. Мужчина говорит:

– Господи, ну и воняет тут!

Это Энджел Делапорте. Пришел, чтоб ее спасти.

Для протокола: погода сегодня неистова, полна паники и куда-то спешит – как Энджел Делапорте, срывающий скотч с ее глаз. Он отбирает у нее кисточку. Дает ей две сильные пощечины и говорит:

– Очнитесь. У нас мало времени.

Энджел Делапорте шлепает ее так, как шлепают шлюшек в испанских мыльных операх. Худеньких шлюшек, кожа да кости, точь-в-точь как Мисти сейчас.

Пожарная тревога все звенит и звенит.

Отведя глаза от яркого света, бьющего в крохотное слуховое окошко, Мисти говорит: «стоп». Она говорит: «вы ничего не понимаете». Она должна рисовать. Больше ей ничего не осталось.

Картина, стоящая перед ней на мольберте, – пустой квадрат неба, синие, белые мазки, что-то явно незавершенное, но занимающее все пространство листа. На полу рядом с дверью – большущая стопка других картин, лицевой стороной к стене. На каждой карандашом написан номер. Девяносто семь. Девяносто восемь. Девяносто девять.

Тревога звенит и звенит.

– Мисти, – говорит Энджел, – зачем бы ни был нужен этот дурацкий эксперимент, для вас он закончился.

Он идет к шкафу и достает оттуда купальный халат и сандалии. Он возвращается, надевает сандалии Мисти на ноги и говорит:

– Минуты через две эти тупицы поймут, что тревога ложная.

Энджел засовывает ладони Мисти под мышки и рывком поднимает ее. Сжимает кулак, стучит по шине и говорит:

– А это еще что такое?

Мисти спрашивает: а зачем он, собственно, пришел?

– Эта самая пилюля, которую вы мне дали, – говорит Энджел, – у меня от нее была самая страшная мигрень в моей жизни.

Он накидывает купальный халат ей на плечи и говорит:

– Вторую пилюлю я отдал на анализ знакомому химику.

Засовывая ее руки-палки в рукава халата, он говорит:

– Не знаю, что у вас за доктор такой, но в этих капсулах содержится свинцовый порошок со значительной примесью мышьяка и ртути.

Токсичные компоненты масляных красок. «Ван-Дейк» – цианид железа, «йодистая алая» – йодид ртути, «свинцовые белила» – карбонат свинца, «кобальт фиолетовый» – мышьяк. Все эти компоненты и пигменты с красивыми названиями, художники с ними носятся как с писаной торбой, а они оказываются смертельным ядом. Твоя мечта – создать шедевр – может свести тебя с ума, а потом прикончить.