Дневник

22 марта. <…> Все утро за машинкой. Но не столько пишу, сколько собираю себя, растекшегося от утренней глупой ссоры с Э., от ерунды, о которой невольно думаю, от газет, наполненных мякиной общих слов. Есть еще привычная «канцелярщина» письменного стола: делаю вырезки из газет и журналов, складываю ненужные газеты, пишу письма и вот эти строки. Это все маленькие хитрости, чтобы обмануть себя, будто работаю. Хотя это все и нужно, но так уже давно повелось: занимаюсь этим в пустые дни и часы. Утро обмануло меня: я думал, что день пойдет покойно и производительно. Но нет, и вот собираю себя, чтобы все-таки что-то делать, хотя и нет на это большой надежды.

Начал было писать полемическую статью о Рассадине и бросил. Стоит ли спорить с посредственностью, нахватавшейся ходовых слов и понятий? Сарнов^[40] все же покрупнее, хотя тоже малооригинален и раб общих представлений: общих не в смысле «казенных», но принятых в какой-то среде, в каком-то кружке и им самим кажущихся вызовом общепринятому.

23 марта. После обеда неожиданно приехал ТоляС.^[41], который привез мне от Левы №1 журнала «Новый мир». <…>

В Москве ощущается дальнейшее самоутверждение «русситов», у которых, видимо, есть какие-то высокие покровители. Благодаря этим покровителям были сняты препоны фильму «Братья Карамазовы». Рассказ о том, как религиозные старушки на него ходят чуть ли не целыми походами. Ощущается также некая приостановка наступления сталинистов. Это, видимо, отражает какие-то споры в политбюро, где оппозицию возглавляет Шелепин, так и страх перед китайской опасностью.^[42] Симптомом этого является и напечатание глав Шолохова. (Я так и подумал.) По неподвижной воде идут какие-то пузыри. Это еще не движение, но что-то перед движением.

27 марта. <…> Новые осложнения с Эммой. Устал…

30 марта. День моего рождения. <…> (Строка отточий, после них, очевидно, уже новая лента в машинке. — М. М.)

За несколько часов до моего отъезда — ссора и тяжелейшее объяснение с Эммой.

Не стоит все записывать.

<…> все же уезжаю с горьким сердцем.

2 апр. Еду в Загорянку, впервые после зимы.

4 апр. <…> Обед в ЦДЛ с Левой. Потом подсаживаются Бертенсон и Боборыкин.^[43]

Рассказ Бертенсона, как в день моего ареста, когда в театре Ермоловой шла генеральная репетиция «До новых встреч», прибежал взмыленный В. Ф. Пименов^[44] и потребовал замазать мою фамилию на афише, прекратить репетицию и пр.

Рассказ Боборыкина о раскопках в биографии Д.Фурманова. Его дружба с Чапаевым — выдумка. И пр.

Вечером у Юры и там ночую. Р.А.Медведев и его рассказы. Но он менее мрачен, чем в прошлый раз.

6 апр. Днем у Н. П. Смирнова^[45] <…> РассказН.П. о вызове в органы Храб-ро-вицкого и Бабореко.^[46] Хр<абровицкий> болтал, видимо, там лишнее. Хорошо, что я давно прекратил с ним все встречи. Будто бы перестали приходить «Русские новости». <…>

В журнале Москва сняли с работы Женю Ласкину, видимо по антисемитской линии.^[47]

9 апр. Вчера приехал в Ленинград за машинкой и «вообще». Меня провожал Лева. <…>

Е. С. Добин^[48] прислал мне книжку об Ахматовой с такой, чрезмерно похвальной, надписью: «Дорогому Александру Константиновичу Гладкову, любимому писателю и мыслителю, с сердечными чувствами. Е.Добин. 30 апр. 1969.^[49] <…>

Сегодня уеду обратно. <…>

Соскучился ужасно по машинке: целую неделю не садился за нее.

11 апр. Сегодня около полудня приехал с вещами в Загорянку. <…> В комнате было +10. Чудесный солнечный денек. <…>

С помощью электронагревателя нагнал комнатную температуру до плюс 15.

Страстная неделя. Через два дня Пасха. В прошлом году я переехал на неделю раньше и уже не было снега и лезла робкая травка. <…>

Радио здесь слышно лучше, чем в Москве и Ленинграде, но хуже, чем в Комарове.

18 апр. 8 час. утра радио сообщает о том, что вчера Дубчек сменен на посту первого секретаря Ч.Словацкой компартии Г.Гусаком. <…>

19 апр. <…> Умер на днях Д.Бассалыго, старый большевик, легкомысленный, с ветром в голове, человек. Я его ни разу не видел после лагеря, а когда-то приятельствовали.^[50]

22 апр. Утром еду в город <…> Говорят, что Твардовский кончает новую поэму с труднопроходимым содержанием.

23 апр. <…> Юра мне сказал, что Алла почти живет у него, и он «решил жениться».^[51] Но сказал как-то вопросительно. <…>

Снова состояние неуверенности перед возвращением Эммы.

25 апр. <…> Твардовский предложил изменить редколлегию, введя Дементьева, Симонова и кого-то еще.^[52] На это не идут. Настроение в редакции тревожное. №3 уже печатается.

26 апр. <…> Новомирцы думают, что журнал не будут громить до июньского совещания компартии. По-моему, его вообще не станут громить. Найдут способ уволить главного редактора и перешерстят редколлегию и под той же обложкой, с той же версткой будет выходить нечто прямо противоположное тому «Нов<ому> миру», к которому мы привыкли. Почему этого не сделали до сих пор? Наверно, просто, как говорится, «руки не доходят».