Дневник А.С. Суворина

Довольно. Скажу вам еще раз, что вы поступили так с этим письмом, на которое отвечать подробно я лишен возможности, как не поступит ни один порядочный журналист. Я писал письмо к вам о вас и о вашем министре. Я не подумал бы сделать его гласным, если б вы не сделали гласным своего резкого до неприличия письма ко мне. Я написал вам, отправляя его, что не буду делать из него секрета, как вы не делали из своего. Рядом с своим письмом я воспроизвел ваше, чтоб было видно, на что я отвечаю. Вы же 4 месяца спустя, пишете ответ на мое письмо и обращаете его к лицу постороннему, причем искажаете текст моего письма, выхватываете из него фразы без всякой связи, и т. д. У вас на это не может быть никакого нравственного права. Поэтому я прошу вас сообщить мне копию с вашего письма, чтоб я мог опровергнуть те обвинения против меня, которые вы себе позволили, с целями мне неизвестными. Если вам не угодно будет исполнить эту мою просьбу, прошу вас сообщить мне имя лица, которому вы его адресовали и который мог бы судить о вашем письме более беспристрастно, имея мои разъяснения. Списком других лиц, которым вы адресовали копии с него, я не интересуюсь».

16 ноября.

Напечатаны записки кн. А. И. Васильчикова, с предисловием его сына, кн. Б. А-ча. Он был у меня, упомянул о том, что он, может быть, будет у власти, что Святополк-Мирский читал его предисловие, поправил одну фразу и сказал, чтоб он спросил у меня, можно ли напечатать. Поговорил с ним. Не блещет, но очень симпатичен. Либерализмом газет был удивлен и огорчен, когда возвращался из Манчжурии. Говорил не совсем так, как у меня выше рассказано о конституции земской. Она теперь у всех в руках. Святополк сделал ошибку, по его словам, дозволив Шипову пригласить на совещание гласных и не гласных даже. Собралось 105 человек. Представили программу. Святополк сказал, что по этой программе не может допустить совещания.

— «А если мы будем совещаться, вы нас не разгоните?» — «Нет».

Они и совещались и подписали свои 11 пунктов, которые распространились быстро. Конституция делается сама собой, воруется, так сказать, но у народа уворовано больше. Чего тут разбираться. Надо брать, что плохо лежит. Печать тоже берет, что может. Святополк-Мирский, очевидно, сам не знает, что делает и не знает, что делать. Laissez faire, laissez passer. Собралось столько людей, совершенно растерянных, что будущее покрыто мраком неизвестности, а студенты требуют прекращения войны и созыва учредительного собрания. Как оно и следует, они и тут, в присутствии земцев, все-таки впереди. Требуют, разумеется, так, чтоб оба пола участвовали в выборах и в представительстве. У нас иначе нельзя. Вот она «весна», которую я провозгласил 3 нояб. 1903 г. «Право» и «Наша жизнь» в либерализме всех превзошли, затмили «Рус. Вед.» Одни «Моск. Вед.» защищают самодержавие, и в них печатаются письма с выражением сочувствия самодержавию. Какой-то дворянин Павлов там действует. Сегодня призывает дворянство высказаться и ждет «кары» на нарушителей законности. Чепуха идет прямо невообразимая и смехоподобная. Б. А. Васильчиков за созыв какого-нибудь собрания, ибо земства станут обсуждать в своих собраниях 11 пунктов и будут скандалы. Вчера в Москве, в дворянском собрании, во время концерта Собинова, шикали гимну одни, другие апплодировали, а с хоров падали прокламации. В земских собраниях не мудрено, что станут кричать «долой самодержавие». В Петербурге есть гвардия, а в провинции возможны беспорядки такие, что дело дойдет до кровопролития.

* * *

Куропаткина ругает Сахаров и многие другие. У него нет смелости, и он теряется.

— «Какой он военный, — говорил Скальковский, — когда он кроме сельтерской воды ничего не пьет».

* * *

За что адм. Алексеев получил Георгия? Государь очевидно, тоже ничего не знает, что делать и как. Его советник, кн. Мещерский, не призывается, и он остается с одним Гессе. Витте потирает руки. Еще возможно, что он воспользуется положением вещей, как наиболее умный, и будет нашим Бисмарком или вроде того.

* * *

О себе могу сказать, что ни к чорту не годен. Ни писать, ни думать.

* * *

Столыпин, боюсь, окажется просто бездарностью. Он не пишет, а прокурорствует и совсем не умно.

* * *

Можно спросить: есть ли у правительства друзья? И ответить совершенно уверенно: нет. Какие же могут быть друзья у дураков и олухов, у грабителей и воров.

* * *

Вчера был у франц. посла. Он присылал ко мне секретаря, спросить, когда он может меня застать. Я сказал, что приеду сам. Говорил он о том, что в газете проскальзывают ненавистнические нотки относительно Франции. Долго говорил о соглашении Франции с Англией, о том, что импер. Вильгельм II во Франции говорит о том, что Россия никуда негодна, а в Петербурге, что никуда негодна Франция, у которой тоже, как в России, ни флота хорошего, ни генералов.

19 ноября.

Мне прислали три человека «Одесский Листок», где помещена заметка П. Тенеромо обо мне, что я будто бы приезжал к Л. Н. Толстому с тем, чтоб просить его передать мне право на его издания, и вел длинный разговор об евреях.