Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

У меня особенного дела не было. Я с нетерпением ждала праздника, и все мои пожелания были обращены лишь на то, чтобы не было на праздник дождя и чтобы дорога была сухая. Наконец наступил и праздник. Встала утром рано, глянула в окно – дождь, такая меня досада взяла, что погода испортилась, что я опять легла спать и встала поздно. Настроение было невеселое. Погода портила все дело, да кроме того, бабушка что-то сердилась, не разговаривала, и все остальные сопели. Часам к двенадцати погода стала разгуливаться. Настроение повеселело. Оделись мы все и на крыльцо, публику смотреть, которой еще не было. Ближе к обеду стали собираться на улице мальчишки, одетые уже по– праздничному. Было много приезжих. Пришла ко мне Маня, еще не одетая. Мы отправились с ней к ребятам, которые сидели против Осипушкиных. Маня станцевала под балалайку с Васей Черновым, а я постояла около березы. Многие ребята были уже как следует выпивши.

После обеда стали появляться гуляющие. Народу было много. Молодежь гуляла со всех окрестных деревень. На гармони играл Паша Карчиков, с хутора. Почти до самого вечера были танцы около артемовского крыльца. Перед вечером мы с Маней сходили домой. Мне пришло письмо от Шуры, и в нем записка к Мане, которой она была очень рада.

Вечером на улице опять были танцы. Гармонист хотел уходить, но его ребята напоили пьяным и не пустили. Пока он был пьяным, играл другой гармонист. К самому вечеру танцы кончились. Кто пошел чай пить, кто по улице. Мы с Маней пошли немного по улице, а потом пошли домой пить чай. Наскоро попив чаю, я пошла на улицу, не дождавшись, пока за мной зайдет Маня. Мне не хватало терпения ждать. Я боялась, что Коля, подумав, что я не выйду на улицу, пойдет с кем-нибудь еще гулять, и тогда придется мне скучать весь вечер.

Вышла на улицу, народу много, но к кому подойти, не знаю. Вижу, идет Шура с двумя девчатами. Подходит ко мне, спрашивает, чего я стою, и предлагает пойти с ними. Я пошла против воли, только потому, что не было еще Мани. Шура, вероятно, заметил, что я беспокоюсь о чем-то. Я сказала, что мне нужна Маня. Вдруг вижу: идет Коля с какими– то девчатами. Мне стало не по себе. Шура подколол, что вот, дескать, твой ухажер с другими гуляет. Я сделала равнодушный вид и сказала, что мне до этого дела нет.

11 сентября, вторник

Я в Москве уже второй день. Приехали вчера утром, и как будто и в деревне не были, как будто все это было очень давно. Мне очень и очень тяжело. Не хотелось уезжать из деревни, расставаться с веселым гуляньем.

Пока была в дороге, не чувствовала такой тоски, но как только приехала домой, увидела свою улицу, услыхала городской шум, да как только поднялась на третий этаж в свою квартиру, так и началось. Защемило сердце, да так больно, что я чуть не заплакала. До того я затосковала по деревне, что ничего не могла делать, как пришла в комнату, села и ни с места. Нужно было помочь разбираться маме, но я не могла, все у меня из рук валилось. Как только вздумаю про деревню, так слезы на глазах. Кое-как одергивала себя, совестно было плакать при своих, а между тем плакать очень хотелось, сердце разрывалось от тоски. Весь день вчера так и протосковала. Думала, сегодня лучше будет, но все равно. Хожу и чуть не плачу. Если бы была одна, то наплакалась бы вволю, а то приходится каждую минуту сдерживать себя, чтобы наши ничего не заметили. Но все равно они, наверное, прекрасно видят по моим красным глазам и по моему молчанию, что я скучаю по деревне. Да, скучаю, очень скучаю и долго буду скучать. Вчера, как приехали, сели пить чай. Как глянула на наш большой стол, так тут же вспомнился другой, маленький стол, за которым слаще, кажется, елось. Как вспомнила, так чуть не заплакала и в продолжение всего чая слова не смогла сказать без того, чтобы голос не задрожал. Попили чаю, стали разбираться, не могу ничего делать, слишком трудно сдерживать слезы. Перед обедом написала письмо дедушке и бабушке и вложила туда записку для Мани. Мне почему-то было тогда не очень тяжело, но как только приехала домой, так и поняла, как тяжела мне эта разлука. Днем еще вчера пришла Маруся. Посидела немного у нас, рассказывать я ей ничего не могла, отчасти оттого, что тут были папа и мама, а главное оттого, что волновалась.