Читаем Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 полностью

Во всю последующую неделю не случилось ничего особенного. Рожь жать кончили. Делать было нечего. Наступила холодная погода. Иногда во весь день только и приходилось, что спать да есть. Прямо смешно было. Встаешь утром, поешь, поглядишь, поглядишь, и опять спать; встанешь, поешь, и опять спать, и так до самого вечера. Вечером чуть погуляешь и спать. И так почти всю неделю, ничего не делала, не читала, не писала, даже на гитаре играла редко. В общем, в эту неделю я как-то опустилась, поддерживали меня только вечерние гулянья, хотя и те были невеселые. Всю эту неделю Коля гулять не выходил, и я каждый вечер лишь напрасно ждала его. Два вечера на этой неделе я гуляла с Шурой-кузнецом. Гуляла я без особенной охоты, только потому не уходила домой, что Шура просил меня погулять с ним. Я ему не отказывала. С ним я как-то просто сошлась, без всякого стеснения говорю ему все, и он так же просто говорит со мной обо всем. Например, на его замечания, почему я все спешу домой и не хочу с ним погулять, я ответила, что мне неинтересно с ним гулять. Он стал говорить мне о Коле, что вот я с ним гуляю чуть не до трех часов и, наверное, не спешу домой, а с ним не хочу и немного погулять. Я довольно ясными намеками давала ему знать, что Коля мне нравится больше, чем он. Это он, кажется, понял. Я думала, что он на это обидится, но я ошибалась. Когда я ему сказала о своем предположении, то он сказал, что я чудная, что их девчата не такие, они с кем угодно будут гулять, а я вот как с одним гуляю, так на других смотреть не хочу. Я ему на это сказала, что не в моем характере гулять со всеми сразу, что, по-моему, с одним так с одним, с другим так с другим. На это он мне сказал, что если так, так пусть я буду гулять с одним ним. Но я отказалась, напоминая ему о Коле. В другой вечер он сказал мне, что Коля мало интересуется мною, что если бы он был заинтересован, то выходил бы на улицу, а то вот целую неделю не выходит. Я отвечала, что Коля работает, что ему некогда думать о гулянье и что он вполне правильно поступает, не выходя сейчас на улицу. Шура на такие доводы не соглашался. Потом он стал говорить мне, что вот как придет суббота, когда Коля выйдет гулять, то он не пустит меня с ним; я смеялась и нисколько не верила его словам. Потом он стал пугать меня тем, что на праздник Успения, который бывает 28 августа, мне не с кем будет вечером гулять, потому что Коля пойдет гулять с другой, сам же он, то есть Шура, тоже пойдет с другой, и придется мне по этому случаю уходить домой с улицы. Я отвечала, что без кавалера не останусь, что мальчишек в деревне будет много. Так, взаимно препираясь, прогуляли мы два вечера. Он все время подкалывал меня Колей, я же с задором давала ему знать, что я заинтересована Колей и с ним гулять не буду. Наконец, уже в конце недели, в пятницу, вышел на улицу Коля. Кроме него и нас с Машей, на улице был только Шура. Посидели немного на крыльце, а потом пошли по улице: я с Колей, а Маня с Шурой. Шура уже и не подходил ко мне, знал, что я не пойду с ним. Пока писать кончаю, иду по горох.

9 сентября, воскресенье

Сегодня последний день в деревне. Ночью уезжаем. Как не хочется расставаться с деревней. Словно чего-то жаль, тоскливо сжимается сердце, как будто здесь остается для меня что-то родное. Вспоминаю прожитое здесь время, и так его становится жаль, что и сказать нельзя… Давно ли, думается, в праздничные дни играли в лапту около пруда, бегали, смеялись, как маленькие дети. Тогда я еще никого не знала, и меня тоже не знали. Я с интересом ко всем приглядывалась, знакомилась, стараясь завоевать доброе и простое отношение к себе деревенской молодежи. Вначале меня дичились, стеснялись, особенно мальчишки, держали себя со мной иначе, чем со своими девчатами. Вначале это мне было досадно, и я всеми силами старалась приучить их к себе. Это мне удалось. Я стала как будто своей, ко мне привыкли, да и я привыкла. И вдруг приходится расставаться, порывать со всеми привычками. Ребята и девчата настолько привыкли ко мне, что им трудно со мной расстаться. Как я уеду, так прекратится и уличное гулянье. Маня выходить не будет, остальные девчата и сейчас уже не выходят, работы много, а мальчишкам без девчат тоже гулянье плохое. Так, вероятно, и заглохнет улица до поздней осени, когда работа кончится и опять будут гулять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное