Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

Потом еще завтра немецкий, тоже есть опасения, что в журнале появится заметочка, касающаяся того, что Гончарова не знает склонений и спряжений и вообще плохо разбирается в немецкой грамматике. Затем завтра обществоведение, два урока. Вероятно, будет общая беседа, так как проработка «Финансового капитала» Коне считается законченной, а так как у меня эта проработка еще только начинается, то и выходит, что придется мне не принимать участия в общей беседе, а это опять-таки не очень приятно. Затем еще завтра химия. Хотя меня химик уже и спрашивал, но ничего не стоит ему меня еще раз спросить. А я с тех пор, как ответила по химии, книги в руки не брала и, конечно, не имею никакого представления об углеродистых соединениях и тому подобных прекрасных вещах. В общем, завтра кошмарный день, и у меня прямо руки опускаются. И больше всего меня пугает естествознание. Остальные бы уроки как-нибудь сошли, могла бы даже кое-как приготовить их, но по естествознанию я ничего не могу сделать. Прежде всего, у меня нет нужной книги, и потом, очень много нужно переписывать, не говоря уже о том, что учить нужно такую массу, что и подумать страшно. Идти завтра в школу на авось мало интереса да и рискованно. Лучше я завтра не пойду в школу, до обеда пойду в читальню и почитаю критику о «Войне и мире», а то в пятницу по русскому нужно отвечать по «Войне и миру», а я, конечно, ничего не знаю. К обеду приду домой и скажу, что у меня болит голова и в школу я пойти не могу. А после обеда засяду дома и буду прорабатывать обществоведение. Это будет самым лучшим. Идти завтра в школу не имеет смысла, лучше проработаю обществоведение и подготовлюсь по русскому. Не люблю пропускать занятия, особенно уроки Б.П., но делать нечего, приходится.

Ужасно люблю уроки Б.П. Они производят на меня какое– то освежающее действие, поднимают у меня дух, прибавляют мне силы. Конечно, не предмет так на меня действует, а преподаватель, который один из всех преподавателей обращается с учениками более или менее по-человечески. В чем заключается это обращение, я не могу сказать, но есть что-то такое в нем, что прямо располагает к нему.

Б.П. нравится мне безумно, но… приходится молча томиться напрасным желанием, я слишком ничтожна, чтобы обратить на себя внимание этого человека.

Но я не одна «страдаю». Многие девочки «страдают». Одни молчат об этом, другие говорят во всеуслышание, но никто, кроме единственной Хавкиной, не показывает этого Б.П. Хавкина же, ученица II курса «А», совершенно открыто бегает за Б.П. уже второй год. Об этом все знают, все смеются над Хавкиной, но она не обращает на это никакого внимания и упорно преследует Б.П. своими ухаживаниями.

Как смотрит на это Б.П., не знаю, но, кажется, он это прекрасно видит и против ничего не имеет.

Сегодня урок Б.П. у нас был последний, и так как II курс «А» был отпущен домой после пятого урока, то Хавкина решила остаться и присутствовать у нас на уроке Б.П. В самом начале урока Б.П. дал ей ключи от кабинета и велел ей принести оттуда какие-то рисунки. Она пошла, но вместе с ней уплелся и Толмазов. Мы все смеялись. Б.П. тоже смеялся, и при этом он покраснел так, что даже лысина его стала красной. Вскоре Хавкина и Толмазов вернулись, и оказалось, что они принесли не то, что нужно. В классе поднялся смех и шутки насчет того, что они искали не то, что нужно. И вдруг, ни с того ни с сего, Толмазов заявляет, что они совершали свадебную экспедицию, это вызвало смех не только ребят, но и Б.П. Хавкиной пришлось идти второй раз, но Толмачева Б.П. уже не пустил. Киселева заметила, что Б.П. потому его не пустил, что ревнует его к Хавкиной. В общем, смеху над Хавкиной было много, и она, по-моему, хорошо делает, что не обращает ни на кого внимания. В сущности, что она делает дурного? Разве виновата она, что не может победить своего влечения к Б.П.? Добьется ли она чего-нибудь, неизвестно, но ее настойчивость показывает, что в ней есть характер. Но можно возразить, что она просто не соблюдает условий приличия. На это можно сказать только то, что теперь трудно разобраться, что прилично и что неприлично. И самое лучшее действовать теперь так, как кому нравится.