Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

Самым страшным предметом для нас сейчас является промышленная статистика. Преподает ее Павел Иванович, очень строгий, совершенно не считающийся с мнениями учеников, не желающий их слушать и делающий то, что он считает нужным. Это нас злит ужасно, но сделать мы ничего не можем, стоит нам только произнести слово о том, что мы думаем, как он поднимает руку, произносит неизменное слово «тишина» и заставляет нас молчать. Он как будто не принимает нас за людей, не обращает на нас никакого внимания и только повторяет нам, что мы ничего не знаем. Это, конечно, верно, но все-таки нужно бы больше обращать на нас внимания.

Глен бывает у нас раз в неделю. Кроме того, два раза в неделю у нас бывает сельскохозяйственная статистика. Но когда у нас бывают эти уроки, то их нельзя назвать даже уроками. В классе стоит шум, галдеж, и на преподавателя, старательно объясняющего методы обследования полевых площадей, никто не обращает никакого внимания. Что говорит преподаватель, никем не записывается, все занимаются своими разговорами, нисколько не стесняясь того, что в классе присутствует какой-то человек, который для них трудится. Александр Дмитриевич (так зовут этого преподавателя) старается войти с учениками в товарищеские отношения, старается дать понять ребятам, что он не хочет их ни в чем принуждать, что пусть они делают что хотят. Но, предлагая такого рода отношения, А.Д., вероятно, не знал, что ребята не понимают дружеских отношений между собой и преподавателем, когда последний сразу же с первого знакомства забирает себе роль старшего и сильного. Что касается того, что А.Д. не желает стеснять ребят, то ребята это поняли, и вместо того, чтобы заниматься на уроке делом, они даром проводят время в болтовне.

В последний урок только я да еще две девочки внимательно слушали и записывали объяснения А.Д., остальные же просто забавлялись. Трудно выразить, какое зло чувствовала я, глядя на ребят, ничего не делающих. А.Д. объяснял, но видел, что его никто не слушает. Он не делал замечаний, не сердился, но только говорил, что кто сейчас ничего не делает, не учится, когда есть для этого возможность, тот после будет жалеть об этом. Эти слова прямо подняли меня, у меня явилось лихорадочное желание учиться и учиться.

Сейчас больше не могу писать. Хотела многое сегодня написать, но очень устала и хочу спать. Завтра пораньше надо встать, уроков много. Валька больна и храпит ужасно. Не знаю, скоро ли я усну под этот страшный храп.

17 октября, среда

Не знаю, что делать, прямо ум за разум заходит. К завтрашнему дню так много надо учить уроков, что я не знаю, за что приняться, и решила ни за что не приниматься, потому что все равно всего не сделаешь. Вероятно, завтра не пойду в школу. Главное, что меня страшит, это естествознание. Сегодня Б.П. сказал, что завтра будет спрашивать. А у меня ничего не переписано, и, потом, нужно много проработать по книге, а у меня не проработано, и прорабатывать некогда. Если завтра идти в читальню, то все равно не успеешь проработать, так что отсюда вывод, что по естествознанию мне завтра предстоит засыпка. А там еще промышленная статистика, тоже будет спрос. Сегодня я ее боялась ужасно и весь урок тряслась, потому что П.И. начал спрашивать по алфавиту, и я каждую секунду боялась, что он меня вызовет. Но меня вызвать он не успел и остановился как раз на мне. Так что завтра мне первой отвечать или, вернее, засыпаться, потому что знания мои в промышленной статистике отличаются чрезвычайно малыми размерами.