Комендачи забрали Прочерка. Сидели с Давинчи ждали его до поздней ночи. Не дождались. Печальная история. Напился до свиней один, а запалили того, кто выпил немного, чисто помянуть Дика.
Чувствую себя опозоренным. Униженным. Почти двести дней на войне. Ни одного замечания от командования. Выполнял, чего бы мне это ни стоило, все поставленные задачи, и вдруг приходят комендачи и разоружают меня, потому что от кого-то где-то учуяли запах алкоголя. Невыносимо.
В Сердце Дракона занимался воспитанием немцев. Бытовые проблемы мало меня касались. Ну дров порубить или сходить за водой. Не более. Поэтому некоторые вещи обходили стороной моё внимание.
Я думал, что трубу, из которой мы набирали питьевую воду, накрыло очередным прилётом. Оказалось, что там просто закончилась вода, которая шла из резервуара.
Нашли выход воды из другой трубы. Надо было продырявить её, чтобы вода бежала мелкой струйкой. Газпром (мой поток) выстрелил по трубе. Вход маленький, а выход — большой. Труба ржавая. Отвалился огромный кусок, и вода хлынула потоком. Дыра настолько крупная, что не смогли закрыть её. Теперь течёт постоянно и будет течь, пока вода в резервуаре не закончится. А без воды в Сердце будет очень тяжко.
Опять зуб мудрости расшалился. Со вчерашнего вечера покоя не даёт. С утра выпил уже две таблетки. Боль не проходит.
Давинчи так разнервничался из-за того, что Прочерка запалили с алкоголем и увели, что затемпературил. Ещё и сердце, говорит, схватывает. Давинчевское сердце, не драконье. Прочерк пока не возвращался. По всей видимости, в яму посадили.
Вызвали к командиру Давинчи и Костека. Меня не дёргали. Минут через десять вернулся Прочерк. Ночь просидел в яме, а с утра получал пряники от командира. Костека не сдал. Грудь от пряников болит.
Вернулся Костек. Сказал командиру, что не пил. Обнюхали, поверили.
Вернулся Давинчи. С предупреждением. Ещё один залёт у нашей штурмовой группы, и пойдём на немцев одни, без поддержки. Давинчи выматерился и сказал: «Пусть дадут отдохнуть пару дней и отправляют куда угодно. Пуганые…»
Прочерка отправили рыть блиндаж на нуле. Надеюсь, на этом наказания закончатся. Оружие нам пока ещё не отдали. Мне стыдно выходить со двора. Я на войне уже сто лет в обед, и меня разоружили, как долбаного пятисотого. Позор.
При командирах вид у меня по Петру Первому — глуповатый. Мягко сказать. Особенно при штабных. Но я не специально становлюсь таким. Только вижу какого-нибудь новоиспечённого, сразу тупею. Теряюсь. Блуждаю в собственных мыслях без желания возвратиться в мир обетованный.
Когда ходил сверять номер автомата, долго не мог разобраться, почему не вытаскивается боёк. Скинул крышку и тупо смотрел на содержимое, пару раз безрезультатно попытавшись его вытащить, — не снял с предохранителя, потому боёк не поддавался. Штабной смотрел на меня и удивлялся, должно быть: сержант из боевой группы не умеет разбирать автомат. Да я бы сам впал в изумление, застань подобную картину. Он смотрел на меня, смотрел, а потом не выдержал: «Сержант, снимите с предохранителя!»
Рядом с командирами не справляюсь с элементарными задачами. Но мной можно рулить. Идеальная безропотная машина. Задача — выполнение задачи, задача — выполнение задачи. Лишь бы только командир был с головой и умел правильно руководить. Потому что если командир при виде меня, тупого, становится таким же, то делу швах.
Да, крик не переношу. То есть вообще. Могу в морду дать, когда на меня кричать начинают. Не взирая. Потом буду сожалеть, конечно, только это не меняет первичной реакции, потому что она неосознанная, на рефлекторном уровне.
Совершенно иначе, когда я один, вне доступа. Мой мозг работает лучше высокоскоростного компьютера. Чётко определяю задачи, распределяю силы и с лёгкостью решаю сложнейшие вопросы.
Мне тяжело работать в большом коллективе. Коллективной ответственности не переношу. Это происходит, скорее, от недоверия. Слишком часто ходил без вины виноватым. Вот и сейчас, разоружили за проступок, который бы в жизни никогда не совершил. Нечеловеческий стыд.
Могу работать на коллектив, но только находясь в своём чётко очерченном кругу, на территорию которого никто не заходит.
Оружие до сих пор не вернули. Съездили загрузили-разгрузили машину с водой. Без автоматов. Кастраты. Мне надо что-то делать, иначе я загрызу сам себя. Вернусь к приседаниям. Доведу количество до пятисот.
Болезненное состояния из-за переживаний и зуба мудрости, который не даёт покоя. Опять ломота в суставах. Если бы зуб не беспокоил, я бы не переживал. Уже привык. Научился справляться. Но зуб… Это нечто. В боевых условиях невыносимо. Мозг отключается, ничего не соображаешь, силы покидают. Собраться не могу. Разобран полностью. Таблетки ем одну за другой. Не помогают. Аппетита нет. Плюс ко всем проблемам стул потёк. От таблеток, наверное. Не до приседаний. Хорошо бы уснуть.