– На самом деле, доктор, в последнее время я и правда чувствую себя немного выключенным. А сегодня днем на теннисном корте у меня было какое-то легкое помутнение сознания. Не мог попасть по мячу, и ноги меня не слушались, как будто я был пьян. О, я знаю, что это пустяки, абсолютные пустяки. Глупо вас беспокоить, но… Люси потащила меня. Она, как сами можете убедиться, уже начала мной командовать.
– И давно пора, – беззаботно вставила Люси. – Я никогда не видела, чтобы ты так играл в теннис, как сегодня.
– Тогда идемте в кабинет и проверим ваши способности, – весело сказал Хислоп Гэвину. – Возможно, вы измотаны. Вам может понадобиться тонизирующее или что-то в этом роде.
Люси протянула доктору руку:
– Мне пора. Ждем на чай кое-кого. До свидания, дорогой Гэвин. Пожалуйста, не будьте слишком строги к нему, доктор Хислоп. До свидания. – И, улыбнувшись, она ушла.
Хислоп первым вошел в кабинет.
– Очень жаль тратить ваше время, доктор, – начал Гэвин извиняющимся тоном. – Сегодня просто был какой-то приступ. У меня они уже случались – возможно, не такие заметные, поэтому я не придавал им ни малейшего значения.
– Какой именно приступ? – спросил Хислоп.
– О котором я и говорил, – ответил Гэвин с легким смешком. – Вроде как отключился, как будто мои ноги и руки не принадлежали мне. Они как будто обессилели.
– Есть простой способ проверить ваше состояние, – сказал Хислоп, – мы называем это пробой Ромберга. Встаньте посреди комнаты. Правильно. Руки по бокам, ноги вместе, голова поднята. А теперь закройте глаза.
Гэвин, стоявший прямо и без опоры, закрыл глаза и тут же закачался, как тростинка на ветру. Каждую секунду он был на грани того, чтобы упасть, притом лицом вниз, и вскоре, слегка задыхаясь, он открыл глаза и схватился за стену.
– Вот! – воскликнул он, вопросительно улыбаясь. – Именно так это и происходит со мной.
Но вместо ответной улыбки на лице доктора Хислопа промелькнуло выражение ужаса. Взяв Гэвина за запястье, он подвел его к окну. При ярком дневном свете он внимательно осмотрел глаза юноши.
– Сядьте на минутку в это кресло и положите ногу на ногу.
Гэвин сел, и Хислоп, взяв маленький молоток с резиновым наконечником, резко постучал по каждому колену. Ответа не последовало. Рефлекса не было.
– В чем дело, доктор? – недовольно спросил Гэвин.
Хислоп ответил не сразу:
– Раз вы потрудились, Гэвин, прийти сюда, я хотел бы, чтобы вы позволили мне хорошенько вас осмотреть.
Гэвин недоуменно уставился на доктора, но в тоне последнего было что-то такое, что заставило его повиноваться. Молодой человек медленно разделся.
С бесстрастным лицом Хислоп произвел полный осмотр. Он осмотрел руки Гэвина. Он изучил реакцию и состояние мышц Гэвина. Целых пятнадцать минут, на этот раз с помощью офтальмоскопа, он осматривал его глаза и, наконец, попросив Гэвина повторять за ним некоторые труднопроизносимые слова, тщательно вслушивался в его речь.
Закончив, он убрал инструменты и сел за стол, не сводя глаз с лежащего перед ним пресс-папье. Так он и сидел довольно долгое время. В конце концов он поднял глаза и посмотрел в упор на молодого Биррелла. И все же он не увидел лица Гэвина. Он увидел лицо старого Эдгара Биррелла, гладкое, довольно бледное, обрамленное благородной гривой абсолютно белых волос.
Перед его воображением возникали также лица и фигуры других представителей рода Бирреллов. И это был род, сломленный мукой и страхом.
– Вы единственный сын? – спросил Хислоп.
– Ну да, конечно, – ответил Гэвин и покраснел, что было для него характерно. – У меня, кажется, было два брата, но они оба умерли еще маленькими.
Последовала долгая пауза, затем Хислоп спросил в той же сдержанной манере:
– Ваш отец – вы знаете что-нибудь о его семье? У него есть живые родственники?
Щеки Гэвина по-прежнему горели.
– Нет, – ответил он. – Я мало что знаю о родных отца. Он никогда не говорит о них. Но вообще-то, я не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне?
– Боюсь, это имеет прямое отношение к вам.
– Боитесь? Бога ради, что это за тайна, доктор? Вы очень странно смотрите на меня. – Его щека начала подергиваться. – Мне бы хотелось, чтобы вы все объяснили.
Хислоп вспомнил о предстоящей женитьбе Гэвина, и его захлестнула волна жалости. Он не знал, что и как объяснить этому юноше. Он чувствовал полную невозможность сказать правду, и все же он должен был это сделать. Другого выхода не было.
– Я хочу все объяснить, – пробормотал он. – Но это нелегко, Гэвин. Видите ли, я боюсь, что все не так просто, как вы себе представляете. Дело не только в том, что вы физически истощены. У вас атаксия, Гэвин, редкая наследственная форма, похожая на болезнь Фридрейха[35]
. О, я не хочу морочить вас длинными терминами или медицинскими подробностями, но правда заключается в том, что мы столкнулись с чем-то малоутешительным. Мне придется попросить вас обратиться к специалисту.