А в этой мирской жизни Канэиэ продолжал радоваться продвижению по службе - то до генеральского чина тюдзё, то уже до третьего придворного ранга.
- Плохо то, - сказал он мне, - что разные места вызывают у меня много разных неудобств: здесь поблизости я присмотрел один удобный дом. - И перевез меня в него.
Сюда, если под рукой даже не было паланкина, он добирался быстро, так что я могла вовсе не заботиться о том, что подумают люди. Это было в середине одиннадцатой луны - месяца инея.
В последний день двенадцатой луны госпожа из дворца Дзёган пожаловала ко мне через западную сторону моего поместья. Когда наступил последний день года, я приготовилась проводить обряд Изгнания демона, и еще с полудня, когда раздался шум: «Гохо-гохо, хата-хата», - стала улыбаться сама себе, и так встретила сначала рассвет, а за ним и полдень. За это время в гости ко мне не пришел никто из мужчин, и я сидела в безмятежности. Я тоже слышала шум по соседству и беззвучно смеялась, вспоминая стихи «То, что буду ждать теперь».
Одна из моих дам для собственного развлечения оплела сеточкой каштан и сделала из него жертвоприношение, а потом укрепила его в виде ноши к деревянной одноногой фигурке; я взяла эту фигурку к себе, к ее бедру прицепила клочок цветной бумаги, написала на нем стихотворение и поднесла этой особе.
Когда она услышала это стихотворение, то связала вместе концы коротко обрезанной сушеной водоросли «морская сосна»[42]
, надела эту связку на палку вместо каштана, а у куклы подскоблила на ее сухой ноге деревянную шишку, так что она стала казаться больше, чем прежде, и вернула ее назад. Когда я посмотрела на эту куклу, на ней обнаружила бумажку, где было написано:Солнце стало подниматься все выше, я отослала ей праздничные яства, и сама, в свою очередь, получила от нее такие же; пятнадцатого числа мы тоже провели обычные обряды.
И вот наступила третья луна. Я по ошибке получила письмо Канэиэ, предназначенное, очевидно, госпоже из дворца Дзёган. Когда я обнаружила это, ошибку было уже не исправить. В письме было написано: «Я собирался в скором времени побывать у тебя, но подумал, что возле тебя находится та, которая может подумать: "То не ко мне ли?"». Поскольку они за много лет привыкли видеться друг с другом, я подумала, что ничего сюда добавлять не нужно, и написала очень немного:
- Отнесите той госпоже! - велела я, отправляя письмо. А когда чуть погодя поинтересовалась, оказалось, что от нее сразу же принесли ответ:
Поскольку эта госпожа выполняла обязанности наставницы наследного принца, она должна была скоро переехать во дворец.
- Неужели так и расстанемся? - говорила она мне часто. - Нам бы встретиться хоть ненадолго.
Поэтому однажды, как только сгустились сумерки, я пришла к ней. Как раз в то время в моем доме раздался голос Канэиэ.
- Эй-эй! - восклицал он, и так как я вела себя так, будто не слышала его, госпожа из Дзёган проговорила:
- Как спустились сумерки, послышалось мне, будто к вам пришел братец. Он будет очень недоволен. Скорее идите к нему!
Но я заметила:
- Он, я полагаю, может побыть и без няньки. - И немного задержалась. Но за мною пришли, да и хозяйка торопила, так что скоро я возвратилась домой. Госпожа из Дзёган уехала во дворец на следующий день вечером.
В пятую луну завершился траур по покойному императору, и госпожа из Дзёган должна была на некоторое время оставить дворец. Думали, что она переедет в прежний дом, поблизости от меня, но она сказала, что видела дурной сон, поэтому на время поселилась в поместье Канэиэ. Однако дурные сны часто повторялись и там, и, решив: «Хорошо бы, если б они не предвещали беды», - госпожа из Дзёган однажды в седьмую луну, в очень светлую ночь, написала мне такие стихи:
Мой ответ:
Она сейчас же прислала новое стихотворение: