Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)

В ту же девятую луну я отправилась на поклонение в другое место. В каждом из двух его святилищ оставила по два жертвоприношения. Для нижнего написала:

В теченьи верхнем
Или в нижнем
Запружен оказался
Ручей Омовения рук?
А может, из-за невезенья моего...

И еще:

На зеленые ветви сакаки
Хлопчатобумажную ткань повязав,
Прошу у богов -
Всех трудностей сей жизни
Мне не показывайте, боги!

И еще для верхнего храма:

Когда же он будет,
Когда же он будет, -
Все ожидала, проходя
Сквозь рощу, в просветах деревьев,
И видела сверкание богов.

И для него же:

Если хлопчатобумажные
Тесемки связав на рукавах,
Я перестану
О жизни своей сокрушаться, -
Подумаю, это сигнал от богов.

Однако заставляла я богов слушать там, где они не слышали...

***

Осень закончилась, уже первое число зимней луны сменилось последним ее числом, и все люди - и низкого, и высокого положения - суетились, и так проходило время, а я все ложилась спать в одиночестве.

Около конца третьей луны на глаза мне попались яйца диких гусей, и я подумала, как бы ухитриться связать их по десять штук. И от нечего делать вытянула длинную нитку шелка-сырца и ею перевязала одну штуку, и так, постепенно, всю партию. Получилось очень искусно. «Зачем держать ее у себя?» - подумала я и отправила связку придворной даме из дворца на Девятой линии. К подарку я прикрепила ветку цветущего кустарника дейция. Ничего особенного в голову мне не пришло и обычное по содержанию письмо я закончила словами: «Я решила, что этот десяток можно связать и таким способом». В ответ на это я получила стихотворение:

Могу ли я принять всерьез
Десяток этот,
Когда сравню его
С бесчисленными
Думами о Вас?

Получив эти стихи, я ответила:

Нет проку, когда я не знаю,
Сколь часто
Меня вспоминаете Вы.
Не лучше ли снова и снова
Увидеть число!

Впоследствии я слышала, что она изволила передать мой подарок пятому сыну государя.

***

Наступила и пятая луна. После десятого числа разнесся слух, что государь занедужил, а вскоре, в двадцатых числах, он изволил сокрыться от нас. На смену ему изволил взойти на престол наследный принц - владелец Восточного павильона. Канэиэ, который до тех пор именовался помощником владельца Восточного павильона, был провозглашен куродо-но то, главою административного ведомства, поэтому мы, вместо того, чтобы быть погруженными в печаль по случаю траура по покойному импе­ратору, только и слышали от людей, как они рады повышению Канэиэ по службе. Хотя я, отвечая на поздравления при встречах, испытывала чувства, будто и сама немного похожа на других людей, - душа у меня оставалась все той же, зато окружение мое при этом сделалось очень шумным.

Узнавая о том, как обстояли дела с императорской усыпальницей, и о прочем, что было связано с погребением, я представляла себе, как скорбят люди высокопоставленные, и печаль охватывала меня. Проходили дни за днями, и вот я отправила несколько писем с выражением соболезнования госпоже из дворца Дзёган. В их числе было такое:

Как этот мир
Непостоянен! -
И вот горюем над курганом,
Где усыпальница
Погребена.

Ее ответное послание было преисполнено горести:

Объята горем я
По государю,
И думаю, что где-то рядом он.
А он уже, наверное, не здесь,
Он входит в гору мертвых.

***

Когда закончились обряды сорок девятого дня и наступила седьмая луна, я услышала, что человек, который служил в дворцовой охране в чине хеэноскэ, еще молодой по возрасту, безо всякой видимой причины внезапно бросил и родителей, и жену, поднялся на гору Хиэйдзан и стал монахом[41]. Вскричав, что это невыносимо, глубоко задетая в своих чувствах, его жена тоже стала монахиней. В прежние времена я состояла с нею в переписке, и тут, очень тронутая, я решила выразить этой даме свое расположение:

Мне грустно было
Представлять
Супруга Вашего в горах.
Но вот уже и Вы
В небесных облаках!

Нисколько не изменившимся почерком она написала ответ:

Вошел мой муж
Глубоко в горы,
И я его хотела отыскать.
Увы - легли меж нами
Небесные те облака.

Я прочла и мне взгрустнулось...

***