Читаем Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) полностью

Однако посыльный вернулся лишь после того, как услышал, что моя прислуга опреде­лила: «Затвориться здесь еще на три дня - ничего в этом хорошего нет».

Отправившись в путь, мы удалялись от дома все дальше, и дорога постепенно создавала ощущение, что мы углубляемся в горы. Я была совершенно очарована шумом воды. Криптомерии вздымались в небо, пестрели листья де­ревьев. Вода бежала, разбиваясь о камни и делясь на многие потоки. Когда я видела, как все это пронизывают лучи вечернего солнца, я не могла удержать слезы.

Дорога здесь не была особенно красивой. Багряных листьев на кленах еще не было, цветы уже все завяли, виднелись только метелки травы сусуки. Здесь все казалось близким сердцу, поэтому я подняла в экипаже верхние шторы, опустила нижние и все смотрела и смотрела - и вдруг заметила, что дорожные одежды на мне кажутся совершенно выцветшими. Я достала сшитый из тонкого слабо окрашенного полотна мо и обратила внимание, что, в отличие от его пояса, по цвету он совпадает с выгоревшими на солнце прелыми листьями, и это снова вызывало чувство умиления.

Очень грустный вид был у нищих, сидевших со своими плошками и горшками в руках. Когда я въезжала в ворота храма, то оказалась совсем близко к этой черни.

Вечером, когда мне не спалось и не было никаких особенных занятий, я погрузилась в слух и услышала, как громко молился один незрячий; не думая, вероятно, что кто-нибудь его услышит, он не говорил ни о чем необыкновенном, но - только о том, что накопилось на душе. На меня это произвело такое впечатление, что после этого я могла только проливать слезы.

Я думала, что немного побуду здесь, но как только рассвело, мы шумно выехали из ворот храма. Возвращение тоже было предпринято тайком, но и здесь и там владельцы поместий стали приглашать меня к себе в гости, так что путь назад сделался беспокойным. Я считала, что на третий день пути должна прибыть в столицу, но стало очень темно и пришлось остановиться в местности Кудзэномиякэ в провинции Ямасиро.

Место было очень убогое, и, едва наступила ночь, я стала ждать рассвета. Мы выехали еще затемно, и тут нас нагнал верховой, одетый в темный плащ. Довольно далеко от меня он спешился и, прежде всего, преклонил колени. Я взглянула - это был телохранитель Канэиэ.

- В чем дело? - спросила я, и тогда он отвечал:

- Вчера вечером, около часа Птицы, хозяин изволил прибыть в поместье Удзи и распорядиться: «Поезжайте к госпоже и пришлите ее сюда!»

Погонщики быков, шедшие впереди, принялись всячески понукать быков.

Когда мы приблизились к реке Удзи, поднялся туман, из-за которого не видно стало дороги, и у меня на душе сделалось тревожно. Быков выпрягли, и оглобли у экипажа опустили, стали готовиться к переправе, и тогда послышалось множество громких голосов:

- Подними оглобли у экипажа, положи их концы на берег!

В тумане виднелась обычная рыболовецкая плотина. Было не сказать, как удивительно. Оказалось, что сам Канэиэ стоит на противоположном берегу. Я написала ему стихотворение и отправила впереди себя.


Но каковыСердца людские -Известен им тот день, когдаРыболовецкую плотинуПоставить в Удзи для тебя!


Когда лодка, с которой оно было послано, вернулась к нашему берегу, мне передали его ответ:


В своей душеЯ дни считал,Когда надумаешь домой вернуться,А ты спросила, для когоПоставлена плотина в Удзи.


Пока я читала эти стихи, экипаж погрузили на паром и с громкими восклицаниями стали переправляться. Было не очень удобно, но и отпрыски довольно высокопоставленных семейств и какой-то чиновник ранга дзё-но-кими теснились между оглоблями, короткими слегами на заднике экипажа. Едва пробились лучи солнца, как мало-помалу туман растаял. Стало видно, что на том берегу выстроились в ряд племянник Канэиэ, офицер дворцовой гвардии и другие люди. Канэиэ стоял среди них, одетый для путешествия в охотничье платье. Паром пристал к берегу в высоком месте, так что мы поднялись на сушу с некоторым усилием. Экипаж вкатили за оглобли, по настилу из досок.

Когда мы собрались на веранде, чтобы я разговелась после паломничества специально приготовленными яствами, один человек сказал о владельце поместья на противоположном берегу, старшем секретаре Адзэти:

- Мне сказали, что он сейчас осматривает рыболовецкие плотины, и после этого, видимо, приедет сюда.

- Как только услышит, что мы приехали, непременно пожалует.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги