Читаем Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) полностью

- Господин, когда он прибыл, изволил спросить о Вас, и мы ему доложили, как обстоят дела. Он тогда заметил: «Что такое? Такая у нее была прихоть. Выходит, я приехал в неурочное время!»

Я чувствовала себя, будто во сне.

Следующий день мы провели, отдыхая от дороги, а на третий день утром мой сын отправился из дому, сказав, что едет к отцу. Сначала я думала сказать ему, чтобы он спросил отца о том странном визите, но как ни огорчительно было это происшествие для меня, верх взяли воспоминания о том, что было на берегу озера, и я написала:


Я думала,Что выплакала ихВ непрочном этом мире.Но вижу берег, линию воды Сквозь слезы.


Сыну же я сказала:

- Положи это послание, когда он не будет на тебя смотреть, и сразу возвращайся.

- Так я и сделал, — сказал он, когда вернулся.

Я ожидала, что Канэиэ даст знать, что видел мое стихотворение, но напрасно. Так наступил конец месяца.


***

Накануне в часы досуга я ухаживала за травой в садике у дома и собрала очень много рассады риса. Я высадила ее под навесом дома; очень интересно было наблюдать, как она наливается соками, впитывает в себя воду, в которой растет, и выпускает зеленые листочки. Но вдруг я увидела, что эта рассада начала чахнуть. Видеть это было мучительно:


В тени дома укрыта,Там, куда не достанетДаже молний сверканье,Под навесом, рассадаОдиноко зачахнет, как я.


***

Госпожа из дворца Дзёган в позапрошлом году была назначена главой Ведомства службы императрицы. Как это ни странно, но она никогда не расспрашивала о моих делах; я думала из-за того, что изменились ее отношения с братом, Канэиэ, изменилось и отношение этой госпожи ко мне, но потом я подумала, что она узнала, что Канэиэ сам изменился ко мне, и написала ей письмо, где говорилось:


Эта ниточка паутиныИстончается.Но паук все хлопочетНад лохмотьями,Соединявшими некогда сеть.


Ответ включал всякую всячину, и в нем было много очарования.


Как грустно слышать,Что порвалась нить.Ведь месяцы и годыОна тянулась,Вас соединяя.


Когда я ознакомилась с этим письмом, то подумала, что сочинительница все видела и слышала, и грусть моя от этих мыслей возросла еще больше, я погрузилась в раздумье. В это время принесли письмо от Канэиэ. В письме значилось: «Я посылал тебе письма, но ответов не было; ты держалась отчужденно, и я не решался приблизиться к тебе. Сегодня было надумал, но...» То одни, то другие убеждали меня ответить, и пока я писала ему ответ, день кончился.

Я думаю, что посыльный еще не достиг дома Канэиэ, как я увидела у себя его самого.

- А что такого произошло? - стали мне говорить мои дамы. - Будьте благоразумны, взгляните только, как он выглядит. - И я взяла себя в руки.

- У меня это время одно за другим тянулись религиозные запреты, поэтому так и получилось. Но я и не думал к тебе совсем не приходить, - говорил он, делая вид, что ничего особенного не произошло, чем вызвал у меня неприязнь.

На следующий день он сказал:

- Теперь я поеду, потому что есть дела, которые я должен исполнять. В следующий раз буду у тебя завтра или послезавтра.

Я и не подумала тогда, что это правда. Канэиэ думал, видимо, так поднять мое настроение. А я уже тогда допускала, что на этот раз он пришел ко мне в последний раз... И вот без него шли дни за днями. «Действительно, все произошло так, как я и ожидала», - думалось мне и от этого делалось еще печальнее, чем прежде.

Я продолжала болезненно размышлять все об одном, ни о чем другом не могла думать, - всей душой хотелось умереть, но при мысли о сыне мне становилось еще печальнее.

Я думала, что вот он станет взрослым, я вверю его надежной жене, тогда и умереть можно будет спокойно. А потом, как только подумаю, с каким же чувством будет он тогда скитаться, - и умирать становится еще труднее прежнего. Тогда я затеяла с ребенком такой разговор.

- Как мне быть? Может, я попробую переменить свою внешность[30] и отрешиться от мира? - Но мальчик, хотя он еще и не мог глубоко вникнуть в эти мои слова, заплакал навзрыд, горько, до икоты, и проговорил:

- Если ты так сделаешь, я тоже стану монахом. Для чего же мне тогда общаться с миром!

Когда он так горько, навзрыд, заплакал, я тоже не могла больше сдерживаться, но от жалости к ребенку решила перевести разговор в шутку:

- Тогда тебе нельзя будет держать ловчего сокола. Как же ты думаешь поступить с ним?

В ответ на эти слова сын тихо встал, выбежал вон, схватил своего сокола и вдруг выпустил его на волю. Все, кто видел это, не могли удержаться от слез. А я тем более - с трудом дождалась вечера. И то, что лежало на душе, выразила так:


Не поладили супруги,А итог страданий -Сокол в небе,Тяга в монастырьИ печаль в душе.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги