Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)

Слушая меня, гость старался вполне соблюсти приличия, да и мне разговор давался непросто. Пошел дождь, стемнело, раздались громкие голоса лягушек. Стало уже совсем поздно, когда я произнесла:

- Здесь такие унылые окрестности, даже наши люди порой чувствуют себя неуютно.

- Нет, отчего же, - отвечал он. - Я, со своей стороны, буду заботиться о вас: не нужно опасаться.

Между тем стало еще темнее.

- Кроме того, мой уважаемый помощник будет скоро занят поблизости, и по такому случаю я  смогу оказывать  вам  всяческие услуги. Господину все, что Вы изволили говорить мне, я передам, и о том, как он изволил об этом отозваться, я также поставлю Вас в известность, для чего и наведаюсь к Вам завтра или послезавтра, - с этими словами гость встал, намереваясь уехать.

Выглянув сквозь прореху в ширме, я увидела, что светильники, горевшие на плетеной ограде веранды, погасли. За ширмой у меня горели огни и было светло, так что я и не заметила, как погас свет снаружи. Я подумала, что из-за ширмы, возможно, видны силуэты, и распорядилась:

- Это дурно! Светильники погасли, гостю неуютно!

- Да нет, ничего, - отвечали, выходя наружу, сопровождавшие его люди.

***

Явившись к нам однажды, ками стал приезжать все чаще, и все с одной и той же просьбой. Я же говорила ему только:

- Здесь, хотя и без особого желания, все будет исполнено как надо, если Вы будете иметь на то разрешение господина.

- Но, ведь, можно считать, что у меня уже есть разрешение, - горячился он, - господин определенно называл конец этой луны. За эти двадцать с лишним дней, наверное, уж один-то благоприятный день был!

К счастью, мой сын, состоя на службе в Ведомстве Правой дворцовой конюшни, должен был готовиться к участию в празднике святилища Камо, и я только об этом и думала. Ками ожидал окончания праздника. Но наши волнения по поводу сына оказались напрасными: он не смог пойти в святилище, потому что накануне осквернился, увидев дохлую собаку[25].

И снова, о чем бы ни заходил разговор, ками принимался за свое. Сын от него только и слышал:

- Ну, скажите своей матушке понастойчивее: «Господин уже вымолвил свое слово!»

Тогда я послала Канэиэ письмо: «Почему ками постоянно говорит об этом? Он очень надоел мне со своими разговорами, поэтому напиши ответ, который я могла бы показать ему». Ответ пришел: «Я так и думал. За хлопотами по поводу нашего сына мне казалось, что это случится еще не скоро; теперь же я думаю, что мы вернемся к разговору после окончания полосы запретов, в восьмую луну, - если душевные устремления ками не изменятся».

Когда я получила письмо, то почувствовала большое облегчение. «Вот как полагает господин, - написала я ками, - разве не говорила я Вам, что в таком деле спешка не помогает определить надлежащее время?». Ответа я не получила, но через некоторое время ками явился сам.

- Я приехал довести до Вашего сведения, что я крайне рассержен.

- Что случилось? Вы говорите очень громко. Пожалуйте в помещение, - заметила я ему.

Входя внутрь, ками говорил моему сыну:

- Хорошо... Я приезжал сюда и днем и ночью, а теперь желанный миг отодвигается все дальше и дальше!

Собираясь уходить, ками попросил тушечницу и бумагу. Перед уходом написал на бумаге стихотворение, скатал и оставил для меня. Я прочла:

О, Месяц цветка У,
Который Вы мне обещали!
И меня, и кукушку
Лишили зашиты его.
Как же мне горько...

«Что же мне делать? Вынужден покориться. Вечером приеду опять», - было написано там. Письмо было даже читать стыдно. Ответ я написала сразу и послала ему вслед:

Немного потерпите -
Распустятся у мандарина
Цветы на ветке,
Хотя и минул праздник роз
И месяц цветка У.

***

Вечером двадцать второго числа, того самого дня, который был выбран некогда для свадьбы, ками вновь приехал с визитом. На этот раз, в отличие от прежнего, он был очень сосредоточен. Его осуждающий вид казался мне очень утомительным.

- Позволение господина, - говорил он, - не привело к цели. За это время все отодвинулось еще дальше. Подумайте, можете ли вы что для меня сделать?

- О чем вы думаете, что тут можно сделать? Ужели за это долгое время, о котором вы говорите, стала я смотреть на девочку как на женщину?

- Какою бы она ни была, я хотел бы с нею побеседовать.

- Это совершенно невозможно. Она еще в том возрасте, когда не встречаются наедине.

После этих слов ками, судя по голосу, особенно опечалился:

- Грудь моя сжимается от волнения. Может быть, позволите мне побыть хоть за этой бамбуковой шторой, и я сейчас же уйду. Я тогда буду по капле приближаться к цели. Проявите, пожалуйста, заботу! - и с этими словами он положил свою руку на штору.

Это было не вполне учтиво, но я сделала вид, что ничего не видела и не слышала, и сухо произнесла:

- Стало уже поздно. Вам обычно по ночам приходят такие мысли, не правда ли?