Читаем Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) полностью

- Ничего неясного. Здесь говорится, чтобы я определил, что я ныне по этому поводу думаю. Ответ надо дать поскорее. Думаю, что обстановка для того, чтобы он приходил к вам в гости, еще не благоприятна. Людей, которым известно, что у вас в доме есть барышня, в общем нет. Пойдут разные кривотолки.

Я очень рассердилась, услышав этот рассказ: как же, по его мнению, стало известно о барышне, о которой никто не знает?!

Как бы то ни было, в этот же день я дала ками ответ: «Поначалу я думала сразу ответить на Ваше неожиданное послание, памятуя о Ваших благодеяниях касательно моего сына. Однако Вы изволили упомянуть "господина" по делу, которое мне показалось весьма странным, и я запросила его о нем. Господину случилось быть в дальней отлучке, поэтому я весьма долго не отвечала Вам по существу дела». В конце письма я приписала: «Мусаси, которую Вы изволите упоминать, говорит, что в ее комнату "посторонние самовольно" не входят».

После того от ками было несколько посланий, но ни на одно из них я не отвечала, хотя и чувствовала себя при этом неловко.


***

Пришла третья луна. Ками через одну из свитских дам передал свою просьбу Канэиэ, и потом переслал мне его ответ. Сверху было написано: «Похоже, что Вы сомневаетесь. Вот подлинные слова, принадлежащие господину». Смотрю, там написано самим Канэиэ: «В эту луну все дни неблагоприятны. Нужно, чтобы она прошла». И добавлено: «Взгляните на календарь. Сейчас ничего не сделаешь». Я очень удивилась и подумала, что здесь вряд ли кто сверялся с календарем, скорее всего, это - изобретение того человека, что писал письмо.


***

В четвертую луну, числа седьмого или восьмого, около полудня, Канэиэ сказал мне:

- Приезжал глава дворцовых конюшен. Я велел людям из своей свиты сказать, что меня нет дома. Для того, о чем он хочет со мной говорить, еще не время.

Канэиэ стоял перед живой бамбуковой изгородью. Он, как всегда, был красив: одет в шаровары из лощеного шелка, сверху на нем было прямое одеяние, фигуру опоясывал большой меч... И когда он стоял так, а порывы ветра слегка шевелили в его руке привычный красный веер и развевали ленты на головном уборе, он был будто нарисован на картине.

Из глубины моего дома показались служанки, перешептывающиеся:

- Какой красивый мужчина! - Видны были их фигуры с шлейфами[24]. Как раз в это время снаружи налетел порыв ветра, подул на ширму, за нее, и дамы, которые на эту ширму полагались, заспанные, неодетые, переполошились, представляя собой самое жалкое зрелище, которое я буду помнить до смерти.


***

Все это произошло в тот раз, когда мы ожидали нашего сына, вернувшегося после тренировки в стрельбе из лука поздней ночью. Он встал с постели совершенно заспанный и, выйдя из дверей, сказал, что дома никого нет. Из-за сильного ветра все ставни были опущены, поэтому его слова выглядели вполне правдоподобными.

Решительно поднявшись на решетчатую ограду, ками сказал:

- Сегодня благоприятный день! Принесите мне, пожалуйста, круглую циновку для сидения. Я хотел бы немного побыть здесь... - Потом глубоко вздохнул: - Совершенно напрасно приходил! - И возвратился домой.

Прошло два дня, и я послала сказать ему просто на словах:

- Прошу простить меня за то, что я отсутствовала в тот раз.

После того, как это ему передали, последовало обычное:

- Получилось очень неудачно. Как Вы отнесетесь к еще одному посещению?

Чтобы это не было похоже на приглашение, я велела передать ему: «Не покажется ли это сомнительным?». Но хотя я и не разрешила приходить, ками все-таки пожаловал к нам в сумерках, заявив:

- Мне нужно поговорить с помощником.

Я не сразу нашлась, как поступить. Подняла в окнах две ставни, осветила веранду и стала ожидать в комнате, отгородясь ширмой. Сын встретил ками словами:

- Поскорее! - И они поднялись на галерею. Открыв боковые двери, сын пригласил:

- Сюда! - И когда гость приблизился, отступил еще.

- Передай, пожалуйста, матушке, - проговорил ками тихим голосом, - что я пришел.

Войдя в комнату, он продолжал:

- Так. Согласно ее пожеланию, я явился побеседовать.

После этих слов гость коротко засмеялся и, легко шурша одеждами, прошел в задние комнаты.

Разговор с моим сыном шел тихо, лишь время от времени слышался звук прикосновения веера к его жезлу. Из-за ширмы от меня не доносилось ни звука, между тем время шло и шло... Обращаясь к моему сыну, ками сказал:

- Прошу передать, что я весьма сожалею, что предыдущий мой приход оказался безрезультатным.

- Непременно.

Я на коленях придвинулась поближе, но гость больше ничего не сказал. По крайней мере, мне за ширмой не было слышно ничего. Тогда я подумала, что он, возможно, не догадывается о моем присутствии за ширмой, и легонько откашлялась. И ками начал говорить:

- Вот время пришло. Быть может, я выбрал неподходящий случай, чтобы встретиться и побеседовать. - Так говорил он очень долго.

Со своей стороны я отвечала только:

- К сожалению, то, что Вы изволили сказать нам, вызывает чувство, похожее на сновидение. Девочка - меньше маленькой, она такая, о которых говорят: «Как мышонок». Беседа наша совершенно бесполезна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги